Дональд УЭСТЛЕЙК А-АП-ЧХИ!
Первые пощипывания в носу он почувствовал в понедельник утром, и, хотя это был почтовый день, Альберт не обеспокоился сверх меры. У него и раньше случался насморк с переменой погоды. Знать бы, что это пощипывание возвещало не только скорый приход весны
Ну да ладно. Понедельник был почтовым днем, как все понедельники минувшего года, а Альберт свято соблюдал ритуал. Ровно без пяти минут двенадцать он вынул из левого ящика стола белый плотный конверт для заказных коммерческих писем, вставил его в пишущую машинку и адресовал самому себе:
«Альберту Уайту.До востребования.
Моннекойс, Нью-Йорк».
«Боб Харрингтон,редакция «Геральд-Стейтсмен»,
Моннекойс, Нью-Йорк».
НЕВОСТРЕБОВАННОЕ ПИСЬМО ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ДНЕЙ ОТОСЛАТЬ НАЗАД В РЕДАКЦИЮ.
Печатание адресов занимало как раз пять минут, остававшиеся до перерыва; еще несколько секунд
для того, чтобы прибрать на столе. Ровно в полдень Альберт покинул контору, бережно закрыв за собой дверь с медной табличкой «Джейзон Клемент, адвокат», и отправился завтракать.
Перед тем как повернуть к закусочной, в этот понедельник, как и во все предыдущие понедельники, он зашел на почту и остановился у окошка «До востребования».
Добрый день, м-р Уайт! громко приветствовал его Том Почтарь. Вам опять письмо. Очередное разоблачение, доверительно улыбнулся он.
За те полтора года, что он являлся к его окошку по понедельникам, Альберт успел хорошо узнать Тома. Во избежание ненужных расспросов, Альберт с самого начала сказал, что Боб Харрингтон, знаменитый журналист из «Геральд-Стейтсмен», поручает ему проверку материалов и конфиденциальных писем, приходящих в редакцию.
Я обязан хранить все в глубокой тайне, пояснил Альберт. Мистер Клемент не должен ничего знать. Поэтому Боб посылает мне письма на почту до востребования, а не в контору.
Том Почтарь озарился улыбкой и подмигнул Альберту.
Ни слова королеве-матери!
Правда, в дальнейшем Том пытался еще кое-что разузнать. Так, в один из заходов он вдруг зашептал:
Послушайте, а почему конверт дожидается вас здесь неделю?
Видите ли, мы уговорились, что я буду брать письма по понедельникам. Если я начну приходить чаще, это может вызвать подозрения.
Ясно, ясно, протянул Том, мудро кивая головой. Поэтому-то Харрингтон и проставляет: «Невостребованное письмо через пять дней отослать назад». Если вы его не возьмете в понедельник?
Вы его отправите назад в редакцию!
А как иначе! У нас строгие правила, мистер Уайт.
Рад слышать это. Боб не любит, когда его бумаги валяются без дела. Если я не явлюсь за конвертом, проследите, пожалуйста, за отправкой. Мы отблагодарим вас.
Все будет сделано в лучшем виде, мистер Уайт!
Вы ведь не отдадите письмо никому, кто придет за ним якобы от моего имени, не так ли?
Разумеется, мистер Уайт. Только вам лично.
Гм А если кто-то позвонит и назовется моим именем?
Том Почтарь еще раз подмигнул.
Понимаю вас, м-р Уайт. Можете быть совершенно спокойны, почтовое ведомство Соединенных Штатов оправдает ваше доверие. Письмо не получит никто, кроме вас или Боба Харрингтона.
Рад слышать это, вздохнул Альберт.
В последующие месяцы небо оставалось безоблачным. Правда, теперь Альберту приходилось чаще читать громокипящие статьи Боба Харрингтона в «Геральд-Стейтсмен», потому что время от времени Том заводил разговор об очередной скандальной афере ему непременно хотелось знать, принимал ли Альберт участие в расследовании. Обычно Альберт отрицал свое участие. Лишь время от времени он с легкой улыбкой допускал, что та или иная махинация была вытащена на свет в результате его усердного сотрудничества с Бобом Харрингтоном. Том Почтарь расцветал, словно от выигрыша в лотерею. Том вообще был прирожденный конспиратор и коротал время на почте в уверенности, что настанет день, когда он сможет наконец употребить свой талант на более серьезном поприще.
В этот понедельник в газетах не оказалось ничего сенсационного, и Том Почтарь лишь осведомился:
Простужены, мистер Уайт?
Да, небольшой насморк.
У вас гриппозный вид.
Не думаю, чувствую я себя вполне сносно.
Погода глубокомысленно заключил Том.
Альберт согласился, погода и в самом деле была неустойчивой. Покинув
почту, он направился к закусочной, где, сев за столик, кивнул официантке Салли: «Пожалуй, сегодня принесите мне ростбиф».
Жена Альберта, Элизабет, с удовольствием давала бы ему с собой завтрак, но м-р Клемент считал, что все его клерки за сорок, в очках, с металлической оправой, заметной лысиной и округлившимся животом обязаны покидать контору, а не разворачивать на столах свои промасленные пакеты. Именно этим объяснялся маршрут Альберта до закусочной, где кормили, кстати говоря, вполне сносно, хотя блюда и не оправдывали шикарных наименований, обозначенных в меню.
Салли ушла заказывать ростбиф, а Альберт направился в туалет. Это тоже входило в непременный ритуал почтового дня. Уединившись, он вытащил запечатанное письмо, врученное ему Томом, аккуратно вскрыл его и вытащил объемистую пачку бумаг, которая перекочевала в свежий конверт, приготовленный только что в конторе. Тщательно заклеенный пухлый конверт вернулся на прежнее место во внутренний карман пиджака; старый же конверт он старательно изорвал на мелкие кусочки и бросил в унитаз, проследив за тем, чтобы все они до единого сгинули с потоком воды.