Вот мне двадц ать пять лет, бормочет он вслух. А мальчишке четырнадцать, подумайте
Он шагает быстрее по гудящим тротуарам. Сквозь стропила воздушной дороги солнце льет на синюю улицу теплые переливчатые желтые полосы. Иголка в стоге сена.
Эд Тэтчер сидел, сгорбившись над роялем, наигрывая «Парад москитов». Воскресное послеполуденное солнце прорывало пыльным потоком тяжелые кружевные занавеси окна, барахталось в красных розах ковра, заполняло гостиную светлыми пятнами и бликами. Сузи Тэтчер неподвижно сидела у окна, наблюдая за Эдом слишком синими для ее болезненного
лица глазами. Между ними, осторожно ступая среди роз по солнечному полю ковра, танцевала малютка Эллен. Две маленькие ручки приподымали складки розового плиссированного платья; и время от времени взволнованный детский голосок восклицал:
Мама, следи за моим выражением!
Посмотри на нее, сказал Тэтчер, продолжая играть, она настоящая маленькая балерина.
Воскресная газета упала со стола и рассыпалась. Эллен, танцуя, наступила на листы, разрывая их своими проворными маленькими ножками.
Не делай этого, Эллен, дорогая! простонала Сузи с розового плюшевого кресла.
Но, мама, ведь я танцую.
Не делай этого, раз тебе мама говорит!
Эд Тэтчер заиграл баркаролу.
Эллен танцевала баркаролу, взмахивая в такт ручками, разрывая ножками газету.
Ради Бога, Эд, убери девочку, она рвет газету.
Он взял замирающий аккорд.
Милочка, ты не должна этого делать. Папочка еще не дочитал ее.
Эллен продолжала танцевать.
Тэтчер бросился к ней и посадил барахтающуюся, смеющуюся девочку к себе на колени.
Эллен, ты должна слушаться, когда мама говорит с тобой. И не надо портить вещи, дорогая. Изготовить бумагу для этой газеты стоило денег, люди трудились над ней, а папочка ходил покупать ее и еще не дочитал. Понимаешь, Элли? Нам нужно созидание, а не разрушение.
Он вновь сел за баркаролу, а Эллен продолжала танцевать, осторожно ступая среди роз по солнечному полю ковра.
Шесть человек сидели за столом в кафе и наскоро закусывали, сдвинув шляпы на затылок.
Черт побери! воскликнул молодой человек в конце стола; он держал в одной руке газету и чашку кофе в другой. Вот так штука!
Какая штука? проворчал длиннолицый человек с зубочисткой во рту.
«Огромная змея на Пятой авеню. Сегодня утром, в половине двенадцатого, дамы с визгом разбежались по всем направлениям, когда большая змея выползла из каменной стены водокачки на Пятой авеню и стала переползать тротуар»
Утка!
Это еще что! вставил старик. Когда я был мальчиком, мы охотились на бекасов в Бруклине
Ах, Боже мой! Уже четверть девятого, пробормотал молодой человек, складывая газету.
Он выбежал на Гудзон-стрит. Улица была полна спешащих людей. Скрежетали подковы лохматых ломовых лошадей, скрипели колеса грузовых фургонов, сливаясь в оглушительный грохот и наполняя воздух едкой пылью. Девушка в шляпке с цветами, с большим голубым бантом у острого подбородка, ожидала его в дверях товарного склада «М. Сюлливан и K°». Молодой человек почувствовал, как внутри у него все забурлило, точно в откупоренной бутылке.
Хелло, Эмили!.. Знаете, Эмили, я получил прибавку.
Вы сегодня очень опоздали.
Честное слово, я получил прибавку на два доллара.
Она дернула подбородком сначала в одну сторону, потом в другую.
Подумаешь!
А помните, что вы обещали мне? Если я получу прибавку, то
Она взглянула на него и хихикнула.
Это еще только начало.
Подумаешь! Пятнадцать долларов в неделю.
Помилуйте, ведь это шестьдесят долларов в месяц. А я еще вдобавок изучаю торговлю, по импорту работать буду.
Глупыш, вы опоздаете. Она вдруг повернулась и побежала по грязной лестнице; ее широкая юбка колоколом колыхалась из стороны в сторону.
Господи! Я ненавижу ее. Я ненавижу ее. Смахивая слезы, которые жгли ему глаза, он быстро пошел вниз по Гудзон-стрит в контору «Уинкл и Джюлик. Вест-индский импорт».
Палуба на носу около брашпиля была теплая и солоновато-сырая. Они лежали в грязных куртках, растянувшись бок о бок, и лениво перебрасывались словами. В их ушах не проходило шипенье воды; пароход грузно расталкивал широкую травянисто-серую зыбь Гольфстрима.
J'te dis, mon vieux, moi j'foux l'camp à New-York Как только мы бросим якорь, я сразу сойду на берег и останусь там. С меня довольно этой собачьей жизни.
У юнги были светлые волосы и овальное румяное лицо. Недокуренная папироса выпала у него изо рта.
Merde! Он потянулся за ней, но она скатилась в желоб для стока воды.
Брось, у меня их много, проговорил другой парень; он лежал на животе и болтал в воздухе грязными ногами. Консул отправит тебя обратно на пароход.
Ему не поймать меня.