- А почему вы не просите, чтобы я прошлась с вами еще немного? - шутит она, глядя на носки своих башмаков.
- Боже мой, - говорю я. - Если б вы согласились.
- Хорошо, но только совсем немного.
И мы повернули назад.
Я совсем растерялся, я не знал, идти ли мне или остановиться; из-за этой женщины все мои мысли спутались. Я был в восторге, в упоении, казалось, я готов умереть от счастья. Она сама захотела вернуться, это не я предложил, это было ее собственное желание. Я поглядываю на нее и становлюсь все смелее, она поощряет, манит меня к себе каждым словом. На мгновение я забываю о своей бедности, о своем ничтожестве, о всех своих жалких обстоятельствах, я чувствую, как кровь горячей волной разливается по телу, словно в прежние времена, когда я был полон сил, и я пускаюсь на маленькую хитрость, чтобы выспросить у нее кое-что.
- Впрочем, я тогда преследовал не вас, а вашу сестру, - говорю я.
- Мою сестру? - переспрашивает она в изумлении.
Она останавливается, смотрит на меня, ждет ответа. Это был не пустой вопрос.
- Да, - отвечаю я. - Гм! Я хочу сказать, ту, что помоложе из двух дам, шедших впереди меня.
- Помоложе? Ого! - Она вдруг смеется громко, искренне, как ребенок. - Какой вы хитрец! Вы это сказали, чтобы заставить меня поднять вуаль. Разве нет? Да, я вас раскусила. Но вам этого не дождаться. Вы должны быть наказаны.
Мы стали смеяться и шутить, все время болтали без умолку, и я сам не знал, что говорю, - так мне было радостно. Она рассказала, что как-то, очень давно, видела меня
в театре. Я был с тремя приятелями и вел себя как безумный; очевидно, я и в тот раз был пьян.
- Почему вы это думаете?
- Вы так громко хохотали.
- Вот как! Да, я часто смеялся в то время.
- А теперь нет?
- И теперь тоже. Но тогда жизнь была так прекрасна!
Мы дошли до улицы Карла-Юхана. Она сказала:
- Ну, будет!
Мы повернули назад и снова пошли по Университетской улице. Когда мы опять приблизились к фонтану, я несколько замедлил шаг, зная, что мне нельзя будет провожать ее дальше.
- Теперь вам пора уходить, - сказала она и остановилась.
- Да, пора, - отозвался я.
Но, поразмыслив, она решила, что я могу проводить ее до подъезда.
- Господи, ведь в этом нет ничего дурного. Правда?
- Конечно, нет, - сказал я.
Но, когда мы стояли у подъезда, я вновь остро почувствовал свою нищету. Как такому обездоленному человеку сохранить бодрость духа? Грязный, измученный, изуродованный голодом, весь в лохмотьях, стоял я перед этой молодой женщиной, готовый провалиться сквозь землю. Я съежился, невольно сгорбил спину и сказал:
- Увижусь ли я с вами еще?
У меня не было никакой надежды, что она позволит увидеться с нею снова; я даже почти желал решительного отказа, который заставил бы меня совладать с собой, снова стать безразличным.
- Да, - сказала она.
- Когда же?
- Не знаю.
Пауза.
- Вы не поднимете вуаль хотя бы на один-единственный миг? - попросил я. - Дайте мне увидеть ваше лицо. На один только миг! Увидеть ваше лицо.
Пауза.
- Мы можем встретиться здесь во вторник вечером, - говорит она. - Хотите?
- Да, милая, если только это возможно!
- В восемь часов.
- Хорошо.
Я провел рукой по ее накидке, смахнул снег, пользуясь предлогом коснуться ее; мне было радостно чувствовать ее близость.
- Значит, вы не станете думать обо мне слишком дурно, - сказала она. И снова улыбнулась.
- Нет...
Вдруг она решительным движением подняла вуаль; мгновение мы смотрели друг на друга.
- Илаяли! - сказал я.
Она привстала на цыпочки, обвила руками мою шею и поцеловала меня в губы. Один-единственный раз, быстро, головокружительно быстро, прямо в губы. Я чувствовал, как вздымается ее грудь от порывистого дыхания.
И тотчас же она вырвалась из моих рук, задыхающимся шепотом бросила мне: «Спокойной ночи!» - повернулась и побежала по лестнице, не сказав больше ни слова...
Входная дверь захлопнулась.
На другой день снег усилился, он падал сырыми, тяжелыми хлопьями, которые на земле превращались в грязь. Было мокро и холодно.
Я проснулся очень рано, и мысли у меня в голове были совершенно спутаны после вчерашних душевных волнений, а душа полна восторга от недавней встречи. Упоенный, я некоторое время лежал с открытыми глазами и воображал, будто Илаяли рядом со мной: я обнимал самого себя и целовал воздух. Наконец я встал, выпил чашку молока, а немного погодя съел бифштекс, и больше не чувствовал голода, однако нервы мои снова были сильно возбуждены.
Я отправился к торговцу готовым платьем. Мне пришло в голову, что я, пожалуй, мог бы недорого купить поношенный жилет, лишь бы было что надеть под куртку. Я поднялся по лестнице к рынку, облюбовал себе жилет и стал его рассматривать. Пока я возился там, мимо прошел знакомый; он кивнул и окликнул меня, я повесил жилет и направился к нему. Он был техник и шел на работу.
- Пойдем выпьем пива, - предложил он. - Но только поскорее, мне некогда... А что это за дама, с которой вы гуляли вчера вечером?
- Разве вы не знаете, - сказал я, ревнуя уже только от того, что он смеет думать о ней, - что это моя возлюбленная?
- Ух ты, дьявол! - сказал он.