Да, да, сказал я, изо всех сил стараясь не заржать. Мне тоже тут музыка не очень. Пошлите на бреге моря коллега. Пора приступать к эксперименту. Кстати, а в чём он заключается?
Сосед посмотрел на наручные часы, странно улыбнулся и, лихорадочно сверкнув глазами, сказал:
Время не ждёт, за мной, подробности расскажу по дороге.
Из мало внятного изложения теории многомерного времени, над которым трудился отдел сумасшедшего Григория Саныча, я понял лишь одно если в нужном месте в нужное время проглотить таблетку простого снотворного, то можно переместиться в прошлое. А такие счастливчики на вроде меня, родившиеся 29-го февраля, переносятся со сто процентной гарантией.
«Вот на что спускает правительство бюджетные деньги», подумал я, всё ещё играя роль доверчивого простачка, и спросил вслух:
То есть я правильно понял, коллега? В этом времени я выпиваю снотворное, а просыпаюсь уже в прошлом? И конечно, без денег, без одежды и документов? Кстати, почему не в будущем?
Сосед, вынул записную книжку из внутреннего кармана пиджака, посмотрел на свои закорючки и, не раскусив моего розыгрыша на полном серьёзе ответил:
Пока рассчитывать не научились момент погружения в будущее. А в прошлое можно попасть проще простого. Правда, проснётесь вы не в своём теле, а в чужом. Вы хотели стать профессиональным футболистом, проявить себя в большом футболе. Когда выпьете таблетку, то думайте именно об этом, представляя в деталях свою новую судьбу.
То есть уже были удачные эксперименты? Схохмил я.
Были. Я вам больше скажу, один влиятельный олигарх три года назад захотел стать президентом одной большой страны. И мы его так удачно запулили в прошлое, что теперь он президент. Правда, не скажу, что за страна ему досталась. Я ещё, батенька, жить хочу.
Это Лукашенко, наверное. Беларусь тоже большая страна по сравнению с Ватиканом. Пробурчал я. Внезапный взлёт простого председателя колхоза, выглядит более чем подозрительно.
Всё, пришли, учёный остановился у самой кромки галечного пляжа. Широта и долгота совпадают, и время суток самое подходящее. Только вы мне должны пообещать одну вещь?
Обещаю, хмыкнул равнодушно я, уже прикидывая как буду гоготать, когда ничего не произойдёт.
У меня в 1995 году жена умерла, денег на лекарство заграничное не хватило. Откройте в Москве фонд для больных с онкологией. К тому времени денег у вас должно быть очень много. Вдруг вы спасёте и мою супругу.
Григорий Саныч посмотрел на меня, перекрестил и протянул простую таблетку снотворного. Я тяжело вздохнул. Мне вдруг стало жаль этого мужичка, и таблетку я проглотил из сострадания. Глаза тут же закрылись сами собой, и я пробормотал: «Большой футбол».
Я покрутил головой и сразу же догадался, что нахожусь в футбольной раздевалке, где сижу на откидном кресле, которые обычно устанавливают в кинозалах или во дворцах культуры. На приколоченных вешалках висят вещи, а под ногами валяются сумки из-под формы. На ногах бутсы, вроде не плохие. До колен натянуты гетры, а дальше на мне белые трусы и красная футболка, под которую пододето нательное бельё. «Сработало, мать твою! Только какой же это большой футбол? мгновенно мелькнуло в голове. Это же захудалый стадион в уездном городе N. И всё вокруг какое-то старое, обветшалое.
В лучшем случае вторая лига».
Дайте мальчику поспать, пророкотал бархатно-старческий голос, и опять вокруг заржали.
«Знакомый голосок», подумал я и вскочил на ноги, к сожалению полного зрения, пока ко мне не вернулось. Лица футболистов и внешность этого старика в пальто поверх пиджака я пока рассмотреть детально не мог.
Никонов не спать, живо на поле! Гаркнул жестким суровым голосом старший тренер, невысокий коренастый мужик тоже с размытым лицом.
«Не спать, не спать, заворчал я и побежал следом за другими футболистами. Ну, учёный, ну удружил. Если закидываешь в прошлое, то нужно хотя бы примерный год знать и место».
Ёж-матрёж! Выругался я, когда выбежал на поле, которое отделяло от низеньких трибун широкая беговая дорожка, ведь при дневном свете зрение полностью вернулось ко мне.
И первое, что бросилось мне в глаза это здоровенный портрет Ленина на одной из трибун. И самое главное ко мне пришло понимание, что это Сочи! Горы вокруг, воздух морем пахнет. И судя, по чахлой траве на поле, и снегу, который ещё кое-где виднелся, я попал либо в февраль, либо в март. «Значит так, подумал я, Ленин на портрете это СССР! И хоть режьте меня, хоть рубите, но при Советском союзе не было в Сочи большого футбола. Наврал учёный, а ещё жену просил спасти. Ничего святого у людей не осталось».
Иди на своё место, дятел! Обругал меня парень, чем-то смутно напоминая защитника сборной СССР Вагиза Хидиятуллина. Ты чё? Башкой ударился в перерыве, придурок?
Да, в туалете поскользнулся, пробурчал я и спросил. Куда мне встать-то?
Гаврила, объясни мальчику его место на поле, шикнул по борзому Хидиятуллин, и посеменил в центр обороны, а место на последнем рубеже занял не кто иной как Ринат Дасаев!
А Гаврила, то есть Юрий Васильевич Гаврилов объяснил мне уже по-доброму, что я второй оттянутый нападающий при выдвинутом вперёд Георгии Ярцева. Поэтому я по-шустрому переместился поближе к центральному кругу, так как с центра поля мяч разыгрывал наш соперник. И пока судья не дал свисток к началу второго тайма я спросил Георгия Александровича, будущего тренера сборной России московского «Спартака»: