Подружка моя страдает, Иван Никифорович! Дайте я вам прочту, дабы прониклись вы всем ужасом ее положения.
Чика кивнул, не имея, правда, никакого желания слушать сопли и стенания, и не ошибся. «Невеста» всхлипнула и с выражением принялась зачитывать:
'Можно ли ту беду описать, что со мной приключилась? Ребеленов злоба на нас не умалилась со смертью папеньки, а больше умножается. Велено было в три дня собираться, да многого с собой не брать. Лишь для себя и всяких нужд разну мелочь, манжеты кружевные, чулки, платки шелковые, платье черное, в чем ходила по папеньке, да шубу, а боле запретили. Боже мой, какое это их правосудие!
Не дали время попрощаться. Да и с кем? Кто руку помощи подаст? Сродников потеряла навечно, и честь, и богатство, и отчий дом. Кавалерий лишилась, бриллиантов и жемчугов лишь малую горсть сохранила и табакерку золотую, подарок государыни. Хорошо хоть повезли на нас на общий кошт, казна моя уж больно истончала. Раба моя, воспитательница, и та богаче меня, сунула мне в дорогу все, что было ею нажито, 60 рублей. Все дорогу даю волю глазам и плачу, сколько хочу. Так и ехала три недели вся заплакана.
А как не плакать? Другой раз в пути приходилось стать в поле на ночевку. Поутру, как постелю сниму, мокро, иногда и башмаки полны воды. Или особливую квартиру в иной деревне нам отведут в сарае, где сено складывают. Для услуг никого не разрешили брать, так и ехала одна-одинешенька. Варвар, глядя на это жалкое позорище, умилосердился бы.
Во власти аспидов меня мучить и уязвлять мое тело. Бог сподобил, добралась жива до назначенного нашей партии маленького пустого местечка, где с нуждою иметь можно пропитание. Лишь молитва меня спасает. Отец мой Небесный предвидел во мне, что я поползновенна ко всякому злу, окаянна и многогрешна, не с благодарением принимала и всячески роптала на Бога, не вменяла себе в милость, но в наказание, но Он, яко Отец милостивый, терпел моему безумию и творил волю Свою во мне. Буде имя Господня благословенно отныне и до века! Пресвятая Владычица Богородица, не остави в страшный час смертный! Одной надеждою ныне живу, что возвращусь в прежнее свое состояние'.
Анастасья вздохнула и с надеждой уставилась на «жениха». Чика изобразил вселенскую скорбь. Его так и тянула выдать, как говорил легионный комиссар: «платья, шелка и бриллианты? Да вы не ох?!.» Отчего-то письмо «несчастной» навеяло воспоминание, как он прыгал по льдинам Волги, как распирал кураж от кружащей за спиной старухи с косой
Он сглотнул и сжал кулаки. И спросил, сердцем замирая:
Анастасья Леонидовна! Не угодно ли вам мне составит компанию на рождественском балу у Императора?
Войска Чикин легион, сводный батальон из прибывших на награждение героев битвы при Каспле и конные егеря Петрова прошествовали мимо Дворца и остановились у иордани. Началось освящение знамен, в том числе, выделявшегося среди прочих своим необычным крестом на белом фоне штандарта знаменитого 2-го батальона 1-го егерского полка, которым командовал георгиевский кавалер Арсений Пименов. По завершению святой процедуры егерям поднесли по кружке горячего сбитня. и они прямо от стен дворца двинулись в направлении Кронштадта. Завтра им предстояла непростая операция. Конногвардейцы остались патрулировать улицы, муромцы как стояли в оцеплении, так и стояли, а будущие кавалеры солдатского Егория потянулись в зал, где должна была состояться церемония.
С ней все пошло не так, как я задумал. Не успел я вызвать первого, как меня остановил Перфильев.
Общим решением офицерского корпуса армии, сражавшейся с ляхами, повелено мне, Государь, наградить тебя первым солдатским крестом! Дабы и значение особливое сему орденскому знаку придать, и отметить твою храбрость во время битвы! Не токмо план ты придумал победоносный, но и с небес храбро руководил войсками. Заслужил! Солдатский Егорий награда знатная. Ее и любому офицеру носить в почет выйдет, и генералу, и даже тебе, царь-батюшка! Прими и носи с честью!
Весь зал заорал, заулюкал, застучал ногами. Кто-то принялся аплодировать.
Я махнул рукой, соглашаясь. Чувствуя ком в горле, наклонил голову. Афанасий Петрович ловко накинул ленту. Поправил простенький крест.
Служу царю и Отечеству! гаркнул я, почувствовал некоторую нелепость своего ответа, но поправляться не стал.
Завершив свой выход и сорвав аплодисменты, уселся за столик единственный в зале, поставленный для меня, Августы и Агаты. Все остальные вынуждены были стоять, но нисколько об этом не жалели. Гости были в маскарадных костюмах. Я изображал персидского вельможу, Агата шамаханскую царицу, а Августа греческую не то музу, не то нимфу, и костюмчик себе выбрала на грани приличия. Сестра английского посланника Гертруда Гаррис не сводила с нее удивленного взгляда, и будь ее воля, наверное устроила бы царевне выволочку.
Гости мужского пола шпорами не звенели. Категорически было запрещено появляться на балу в сапогах. Тем, кто пытался, все быстренько объясняли крепкие парни в ливреях и выставляли их в те залы, где были накрыты закуски в буфетах и установлены рождественские ряды. Этакий спецназ из лакеев есть, как оказалось, и такой. Что еще входит в их обязанности? Надо бы у Шешковского узнать.