Вполне возможно, господин капитан.
Да уж Скорее всего, так оно и есть. Действительно. Дрого видел вырисовывающиеся на дорожной пыли четкие тени двух лошадей, двух голов, согласно кивающих на каждом шагу; слышал дробный перестук копыт, жужжанье приставших к ним больших надоедливых мух и все.
Дорога тянулась бесконечно. Время от времени на повороте далеко впереди можно было разглядеть высеченный в отвесных склонах серпантин. Но стоило добраться до того места и посмотреть вверх, как дорога опять оказывалась перед глазами и снова ползла в гору.
Простите, господин капитан сказал Дрог-о.
Да-да, я вас слушаю.
Нам еще долго ехать?
Не очень. Таким шагом часа два с половиной, а может, и все три.
Да уж, к полудню, думаю, приедем.
Снова наступило долгое молчание. Лошади вспотели; та, на которой ехал капитан, устала и едва переставляла нога.
Вы из Королевской академии, не так ли? спросил Ортиц.
Да, господин капитан, из Академии.
Тогда скажите, там ли еще полковник Магнус?
Полковник Магнус? Что-то не слышал о таком.
Лощина стала сужаться, солнечные лучи в нее уже не попадали.
Время от времени в отвесных стенах открывались устья мрачных боковых ущелий, из которых дул ледяной ветер; впереди и выше виднелись очень крутые конусообразные горы: казалось, и трех дней не хватит, чтобы добраться до их вершин, так они высоки.
А скажите, лейтенант, вновь прервал молчание Ортиц, майор Боско все еще там и по-прежнему ведает огневой подготовкой?
Нет, господин капитан, и такого я не знаю. Огневую подготовку у нас ведет Циммерман, майор Циммерман.
Ах, Циммерман, слышал я эту фамилию. Действительно Столько лет прошло Ясное дело, все давно сменились.
И опять оба погрузились в свои мысли. Дорога теперь вилась по солнечному склону, за горами вздымались горы, еще более крутые, скалистые.
Я видел ее вчера вечером издали, сказал Дрого.
Что? Крепость?
Да, Крепость. Из вежливости Дрого немного помолчал, потом продолжил:
Мне она показалась огромной, грандиозной
Грандиозной? Ну что вы, это одна из самых маленьких крепостей очень давней постройки. Просто, когда смотришь издали, она впечатляет, ответил капитан и, подумав, добавил: Да, очень уж она старая, устаревшая во всех отношениях.
Но ведь она одна из главных, правда?
Нет-нет, это крепость второй категории, ответил Ортиц.
Казалось, ему доставляет удовольствие говорить о Крепости плохо, но тон у него при этом был какой-то особый: так порой отец любит подчеркивать недостатки своего сына, ибо уверен, что они ничто по сравнению с его неисчислимыми достоинствами.
Здесь у нас участок мертвой границы, добавил капитан. Ее никогда не пересматривали, и она осталась, какой была сто лет назад.
Что значит: мертвая граница?
Граница, о которой можно не заботиться. За ней сплошная пустыня.
Пустыня?
Да уж, камни и иссушенная земля. Она называется Татарской пустыней.
Почему Татарской? спросил Дрого. Здесь что, были татары?
В древние времена, возможно, и были. Но, скорее всего, это легенда. Ни в одну из войн никто к нам не подходил с той стороны.
Значит, Крепость никому не была нужна?
Никому, ответил капитан.
По мере того как дорога уходила вверх, деревьев становилось все меньше, и наконец их вовсе не стало; то там, то здесь виднелись лишь редкие кусты. А дальше тянулись выжженные солнцем луга, скалы, осыпи краснозема.
Простите, господин капитан, а есть здесь поблизости какие-нибудь деревни?
Поблизости нет. Есть тут одна деревушка Сан-Рокко, но до нее километров тридцать будет.
В общем, как я вижу, не очень-то у вас повеселишься.
Да уж, действительно не очень.
В воздухе посвежело, склоны гор стали более покатыми, появилось ощущение, что до последних гребней уже недалеко.
И не скучно вам там, господин капитан? спросил Джованни доверительным тоном, усмехаясь и как бы желая сказать, что его-то такие вещи мало беспокоят.
Дело привычки, ответил Ортиц и добавил назидательно: Я здесь уже около восемнадцати лет, хотя что я говорю ровно восемнадцать.
Восемнадцать лет?! удивленно воскликнул Джованни.
Восемнадцать, подтвердил капитан.
Стая ворон пролетела у них над головой и скрылась в глубине лощины.
Вороны, произнес капитан.
Джованни не отозвался, он думал о том, какая жизнь его здесь ждет, чувствовал, как чужд ему этот мир, это одиночество, эти горы.
А из младших офицеров, спросил он, потом кто-нибудь остается?
Теперь-то немногие, ответил Ортиц, уже жалея, что так нелестно говорил о Крепости, ибо заметил, что у Джованни сложилось о ней превратное представление. В общем, почти никто. Всем подавай блестящую гарнизонную жизнь. Когда-то служить в крепости Бастиани почитали за честь, а теперь эту службу отбывают вроде как наказание.
Джованни слушал молча, но капитан не унимался:
Мы ведь на границе служим. И кадры у нас в основном отборные.
Граница есть граница. Да уж
Дрого молчал, на душе у него вдруг стало нехорошо. Горизонт раздвинулся, вдали вырисовывались замысловатые силуэты скалистых гор, на фоне неба громоздились отдельные острые пики.
Сейчас и в армии на все смотрят по-другому, продолжал Ортиц.