Нет. Нет, милая моя. Я знаю, я знаю, что ты хотела, как лучше! Слышишь? Я знаю! И не злюсь, я не злюсь, моя ты чудесная!
Меня вывернуло от боли за неё. Я слишком хорошо знал какого это столкнуться с ненавистью людей, видеть во взглядах презрение, чувствовать отвращение.
Пока я ребёнком дошёл до поселения Гриз, где нашёл крышу над головой для таких же, как я, бродил голодный и ободранный. Я побирался и воровал, меня столько раз пороли, столько раз я уворачивался от грязи и камней летящих в мою спину.
В этом мире давно умерло сочувствие. Так я считал всегда. И любое проявление его, мимолётное и зыбкое, говорило, что я не ошибаюсь. Потому что оно развеивалось, исчезало, становилось лишь призраками. А вот основательным всегда была жестокость, холодность, глаза закрытые на беды тех, кто рядом. Этот порядок никогда не изменится, он вечен
И эта маленькая девочка была словно светлячок для этого покрытого мраком города. Она светила несмотря ни на что маленький бегунок, который так хотел, чтобы всем было хорошо. Откуда же ей было знать, что никому не нужен её свет? Что проще растоптать и забыть, чем хранить и оберегать?
И сейчас она безутешно плакала, потому что я заставил её рассказать стыдное и, как она считала, неправильное. Так сильно не хотела меня подвести, разочаровать? И боялась моего осуждения прах! Не того, что накажу её, ведь она даже не понимала, что слова её можно истолковать по-разному и, если бы она говорила это не мне мне даже представить себе сложно, что эту девочку могут выпороть, потому что обвинят в чём-то колдовстве, распространении хвори, да в чём угодно!
И нет, они её убьют
Сглотнул, утопая в этих прозрачных от слёз зелёных омутах, моих личных, потому что она чудо. Моё. Не знаю, когда это случилось, но она зацепилась за меня, вот там ещё на площади этой юбкой, а оказалось душой.
И не могу себя рядом с ней держать в руках. Совершенно теряю все свои хладнокровие и рациональность мыслей.
Не удержался. Накрыл её губы своими. Влажные и солёные. Заставил замереть в руках, остановил, кажется даже сердечко перестало биться.
Что ты творишь, Эйдан? Тебе не хватает девок? В самом деле
А нужна только эта безумно!
Глава 20. Я не буду сожалеть
Мамочки
Я сейчас умру!
Совершенно точно. Правда? Я не смогу начать снова дышать, у меня и сердце остановилось. Вообще всё остановилось.
Почему он это сделал? Зачем? Отчего это потрясающее случилось со мной?
Меня наполнило таким безумным теплом, которое расходилось от его губ и рук, которые держали меня, словно я могу куда-то деться. Но я не могла. И я совсем-совсем не хотела.
Меня за это тёмные клусы утащат в разлом? Или предки осудят какая порочная девица выросла
Но это самое прекрасное, что произошло со мной за всю мою жизнь, самое-самое!
И оно конечно прекратиться. Эйдан просто не в себе. И он на меня наколдовал золотой магией заставил меня говорить.
Не честно!
Я бы рассказала сама!
И нет. Не рассказала бы.
Про городничего не надо было и про мысли о хвори.
Так расстроилась. Так стыдно.
Эйдан меня просто успокоил? Поцелуем со вкусом горечи моих трав. Странно правда. Потому что теперь я вообще не спокойна, а он меня всё продолжает держать в руках и мне так хорошо, как никогда не было. И не будет.
Он же обязательно пожалеет сейчас. Вот сейчас.
Или вот сейчас.
Или сейчас.
Его губы мягко коснулись одного уголка губ, потом другого. Потом Эйдан поцеловал мои глаза.
Не плачь, Анри, прошептал он, прости меня, вот и пожалел, да? И дыши, Анри, ну же, малышка!
Дышать?
Когда он меня так ласково называет. И улыбается так озорно. Что вообще происходит?
Мне надо будет вернуться, прижал к себе, обнимая так сильно, а я понимаю, что слушаю его сердце и камень тёплый тёплый! И сердце так стучит. Очень быстро. Очень! Кажется это слишком быстро.
Ох, Анри, то тебе слишком медленно, то слишком быстро и я назвала себя, так как Эйдан меня называет? Да?
И он уходит
Я возьму эти твои водоросли и отправлюсь в местный зелёный совет, к целителям. Оттуда можно призвать сюда зелёного даргона пусть работает.
Я кивнула, стараясь на вцепиться в него, потому что мне страшно его отпустить. Очень.
А потом я найду некроманта, которому должна твоя мать, прошептал он, целуя меня в макушку. И я вернусь. Слышишь? Я очень постараюсь отвязать тебя от этого города, но если не получится если не получится, то
Эйдан?
Ты слишком добрая, Анри, слишком. Нельзя так. Понимаешь? Нельзя всем доверять. И помогать всем люди жестокие и неблагодарные, крошка, он снова ловит моё лицо в ладони, всматривается в глаза. Если ты разрешишь мне, то я останусь с тобой.
Здесь? не понимала, что он говорит, потому что точно бредит.
Что даргону, его светлости лиловому хранителю империи Атэдорт делать здесь у меня? С мышами и лягушками. Под дырявой крышей.
Здесь, тем не менее подтверждает Эйдан.
И моё сердце не замерло, нет оно сейчас разорвётся, так сильно стучит, я слышу, кажется. Слышу определённо! И не могу больше сказать не слова. Вообще. Или
Эйдан, ты такой дурак!
Выпутываюсь из его рук всё же.
Право он видно тронулся умом своим магическим некромантским. Вот не до конца там в себя пришёл, где-то потерял зачатки разума погибший храм и правда гиблое место. Сам же сказал, что там нельзя без сознания находится! Вот и вам и результат.