- Сезам, откройся!
И поскольку магическое заклинание не делало различий в зависимости от личных качеств произносившего его, камень отодвинулся в сторону с впечатляющим грохотом, от которого задрожала земля. Касим был очень доволен, что брат его сказал правду, и решил перестать думать о карах, уготованных им Али-Бабе, окажись слова дровосека ложью. Он шагнул в открывшуюся перед ним пещеру и после торопливого «Сезам, закройся!» (ибо даже такой беспечный человек, как Касим, отлично понимал, что нельзя оставлять тылы незащищенными) проследовал тем же путем, что и его брат, в то помещение, что от пола до потолка было завалено золотом, драгоценными
положение? Или у Али-Бабы вовсе нет никаких родственных чувств? Возможно, Касиму стоит снова пересмотреть свои планы насчет брата и, после того как он освободится из этого временного заточения, отыграться на Али-Бабе за неудобства, причиной которых он стал.
Гнев придал Касиму сил. Раньше или позже он должен перебрать все возможные комбинации!
- Пшеница, обмолотись! Вика, провейся!
Почему- то, пока он вопил, паника вновь взяла верх над злостью, и он продолжал отчаянно выкрикивать одно пустое заклинание за другим:
- Бобы, вылущитесь! Овес, высыпься! Сезам, выпусти!
Вновь и вновь кричал он, пока у него вовсе не осталось голоса, один лишь шепот. Разве не перебрал он все мыслимые комбинации? Когда он выберется отсюда, его брат точно заплатит за то, что поставил Касима в такое неловкое положение.
А потом, когда Касим не мог уже больше кричать и вынужден был наконец умолкнуть, чтобы перевести дух, камень отодвинулся вбок, словно решил открыться по собственному почину.
Будь это и в самом деле так, подобное обстоятельство оказалось бы весьма благоприятным, но, к несчастью для дальнейшего благополучия брата нашего лесоруба, по другую сторону волшебного прохода кто-то был. Если быть более точным, этих кого-то там было почти сорок. И, судя по цвету их одежд и тем частям ужасных лиц, которые Касим мог разглядеть из-за еще более ужасных бород, они, похоже, были не слишком дружелюбно настроены.
Какими бы огромными и страшными ни выглядели эти почти сорок мужчин, был среди них один, казавшийся еще огромнее и страшнее остальных. Касим понял, что это, должно быть, их главарь.
- Что мы видим? - воскликнул главарь, и Касим был даже не рад, что тот открыл рот, ибо зубы у разбойника были обломанные и гнилые, словно он имел обыкновение есть сырое мясо.
Касим знал, что сделал бы Беспалый, обнаружь он кого-нибудь в своей сокровищнице. А, судя по одному лишь внешнему виду, по сравнению с этим грубым предводителем разбойников Беспалый мог бы по ошибке сойти за великодушного отца семейства! Касим приготовился к тому, что его сейчас пронзит множество клинков.
Но предводитель шайки медлил.
- Минуточку! Сколько всего у нас разбойников на данный момент?
Касим не намерен был играть в эти считалки. Он был человеком действия. Если он должен умереть, смерть должна быть быстрой и жестокой. И здесь, во всяком случае, Касим получил то, что хотел.
Он ринулся вперед, пытаясь прорваться через толпу из почти сорока человек. Он оттолкнул рослого главаря, но тот оказался проворным и зажал Касима, будто клещами, в то время как остальные почти тридцать девять разом обнажили ятаганы.
И тогда Касим познал истинную цену своим поступкам. Ибо оказаться в плену не только пещеры, но своей собственной паники было лишь первой частью кары. Второй стала смерть.
И еще худшей была заключительная часть наказания, которая должна была последовать после смерти.
Пока Касим ожидал приговора без малого сорока клинков, опускавшихся так слитно, словно ими управляла одна-единственная рука, ему померещилось, что он слышит какой-то иной звук, исходящий откуда-то сзади. Но за спиной у него не было ничего, кроме неровной стены пещеры.
Мысль была нелепой, но это была последняя из всех его мыслей вообще. Что за существо могло затаиться в стене пещеры и хихикать?
Глава пятая, из которой мы узнаем, каким образом шесть частей могут быть больше, чем одно целое
Его старший брат не из тех, кто склонен соблюдать умеренность в чем бы то ни было. Вне зависимости от того, как велик
будет куш, с которым он вернется, они с женой все спустят и промотают еще до того, как лето сменится осенью.
Али- Баба почувствовал, что слишком взмок для человека, сидящего в тени.
Касим также не отличается и особым благоразумием, и все его многочисленные дружки, имеющие дурную репутацию, тоже захотят узнать про источник его новообретенного богатства.
Со вздохом Али-Баба подумал, что многое отдал бы за легкий ветерок.
Ах, если бы он мог закрыть глаза и подремать до возвращения брата. Но всякий раз, как веки его опускались, дровосеку виделись тающие золотые горы. Куда бы ни обратился его рассеянный взгляд, повсюду Касим и Беспалый вели подводы, груженные золотом. Если он, сонный, отводил от них взор, то лишь для того, чтобы увидеть, как его золото отбирают те сорок лесных жителей в черных одеждах.
Час проходил за часом, но Али-Баба никак не мог прийти ни к какому решению, его проблемы все больше напоминали ему зыбучий песок, из которого не выбраться. И к тому же история оставалась недосказанной. Дровосек видел, как вечер сменила темнейшая из ночей, но брат его так и не появился, чтобы похвастать своим новым богатством. Али-Баба заморгал и готов был поклясться, что видит первые слабые отсветы утренней зари, но громкого и несносного шума, которым обычно сопровождалось появление Касима, не было слышно.