Наученные горьким опытом, теперь шли осторожно, тщательно вглядываясь в темноту перед собой. Однако провалов больше не встретили, наоборот, начался подъем. Сначала это радовало ведь подъем в рудниках и пещерах ассоциируется с выходом наружу. Но постепенно, восхождение превращалось во все большую проблему. В какой-то момент крутизна подъема достигла сорока сорока пяти градусов. Чтоб продолжать движение пришлось опуститься на все четыре конечности, и все равно, пять шагов вверх, чередовалось со съезжанием на три шага вниз.
Резиновые протекторы моих ботинок еще как-то держали сцепление с поверхностью, позволяя, пусть медленно, но продвигаться вперед еще и помогать, цепляющейся за меня Тише. Дружинник же в своих щегольских сапожках, давно отстал от нашего тандема и пыхтел где-то внизу, никак не желая расставаться с ценным мешком. Его жалобные «ксаломассы» то и дело оглашали пространство тоннеля.
Я успел выбиться из сил, когда подъем, наконец, закончился широкой ровной площадкой. На ее краю валялся такой же каменный ворот, как и у провала. Теперь настала очередь помочь Хоме. Вниз сбросили Тишину веревку и через несколько минут, изнемогающий под тяжестью мешка с «сокровищами», дружинник показался из темноты.
Несколько минут мы, молча, лежали прямо на каменном полу, тупо глядя в пространство уходящего в темноту коридора. Все силы были отданы восхождению, а сколько еще идти неизвестно.
Ситуация прояснилась несколько позже, когда уставшая меньше всех девчонка, поднялась на ноги и отошла на несколько десятков шагов, по малой нужде. Оттуда она вернулась бегом, с радостными воплями.
Свет, свет! кричала Тиша, распространяя гулкое эхо. Мак! Там свет!
Забыв про усталость, мы вскочили на ноги, и не глядя по сторонам, побежали следом за ней по широкому коридору. Туда, где вдалеке виднелось, заметное лишь острым глазам девчонки, пятнышко света.
Пятно разрасталось, приближаясь, становилось ярче, а мы все поддавали прыти, в радостном
предчувствии свободы, пока с разбега, чуть не налетели на стену.
Штольня кончилась.
Нашему разочарованию не было предела. Да мы, наконец, увидели над собой чистое небо. Но только небо это было ограничено квадратной рамкой колодца, на дне которого мы теперь стояли.
Пол вокруг, был усеян остатками подъемной клети. Непонятно то ли она развалилась от старости, а то ли ее просто сбросили сверху.
Оценив расстояние, и осмотрев стенки, я забористо выругался до края колодца не так уж и много, не больше десяти метров, но преодолеть эти метры без специального альпинистского снаряжения не было никакой возможности. Стенки колодца гладкие, без единого зацепа, а сам он слишком широкий в распорку не подняться.
Что же получается, глухо сказал Хома, отсюда выхода нет?
Я посмотрел на своих спутников. Еще немного и даже бравый дружинник падет духом, не говоря уже о девчонке, у которой дергается подбородок, и вот-вот хлынут из глаз слезы.
Как же нет? я старался, чтобы голос звучал, как можно уверенней. Выход всегда есть! помолчал и добавил. Найдется выход! Ладно, идемте назад к площадке, посмотрим, может быть чего пропустили по дороге.
Кажется, можно пролезть, неуверенно сказал я, во всяком случае, попытаться стоит.
Дружинник, не отвечая на мои слова, чуть ли не носом приник к стене, разглядывая то, что я сперва принял за случайный узор трещин.
Чего ты там увидел?
Хома повернул ко мне посеревшее лицо.
Это хэкку их проклятые писанки.
Да брось, показалось, наверное сказал я, уже понимая, что не показалось прямо над устьем лаза, красовалась неказистая штриховая фигура, курица лапой и то лучше нацарапает. Ты что язык их знаешь?
Это не язык голос у дружинника дрогнул, это знак упокоения, оберег от нежити, мы такие на погостах ихних видели.
Мы поднялись на ноги, отряхивая колени.
Нехорошее место, сказал Хома, не надо туда лезть.
А куда? Обратно в пещеру возвращаться? Развели тут, понимаешь, суеверия! Когда хэкку здесь были? Сам же говоришь, еще до этой до эпохи исторического материализма, в смысле до Великой битвы.
Но дружинник только хмурил брови и отрицательно тряс головой.
Ну что, кто полезет на разведку? спросил я, уже зная ответ. На лицах спутников не было даже намека на героическое желание. Они старательно отводили глаза, руками совершали какие-то суетливые движения, перетаптывались с ноги на ногу.
Ну и рожи у вас, господа-товарищи Понятно опять, значит, мне за вас отдуваться? Ладно, Тиша давай свою веревку, а ты Хома, шапку, чтоб мне башку об камни не разбить. И светильник давайте!
Мак, всполошилась девчонка, а как же мы без света?
Отставить разговорчики в строю! Обнаглели совсем еще и свет им оставь! Если темноты боитесь, идите к колодцу. Ну, все, я пошел.
Понятное дело, ни в каких восставших мертвецов я не верил, но с мечом расстаться не решился. Будет, конечно, мешаться в узостях. Ну и пусть, все равно, с ним как-то спокойней.
Опустившись на четвереньки, протиснулся в лаз.
Глава 12
Наконец, стены разошлись, и пространства вокруг стало больше. Потолок тоже приподнялся, позволив встать с четверенек. Теперь можно было идти. Пусть и согнувшись в три погибели, но идти, а не ползти по-черепашьи. Таким гусиным шагом я ковылял еще какое-то время. Затем стены и потолок растаяли в темноте, и я оказался в обширной галерее. Теперь можно было встать в полный рост и осмотреться. М-да, эта подземная полость ничем не напоминала «Зал ста колонн». Здесь было сыро и грязно, а вместо красивых натеков, стены, да и пол заодно, покрывал коричнево-красный глинистый налет. Я с неудовольствием отметил, что и сам, в значительной мере, покрылся этим налетом.