И тут сердце моё дрогнуло. Она права была во многом. Я видел, что за годы правления нашего рода накопилось много проблем, врагов стало больше, а помощники чаще всего оказывались двуличными. Быть одному против всех становилось труднее с каждым днём. И вот передо мной стоял старший брат, предложивший союз, поддержку и помощь.
Решение принять было непросто, но здравый смысл подсказывал прислушиваться хотя бы к части советов Владимира Васильевича. Нужно было действовать осторожно, взвешивая каждый шаг, проверять поступающую информацию, и одновременно контролируя ситуацию вокруг себя.
Ко мне давно уже пришло понимание: одиночка долго не устоит против тех, кто объединился ради общей цели. Даже если меня поддержит народ и часть бояр. Рано или поздно, но всё равно наступит момент, когда в нашу спальню ввалятся озверевшие от безнаказанности и кровь боярские люди. И тогда может пострадать жена
А если пострадает Марфа Васильевна, то
Неожиданно взорвался трелью мобильный телефон, на автомате сунутый в карман и забытый. От звука трели все трое вздрогнули. Слишком уж необычным этот звук был для создавшейся атмосферы.
Я взял телефон, посмотрел на неизвестный номер и смахнул значок трубки:
Кто это? Если будете в такое время пытаться деньги увести, то лично на кол посажу и гимны петь заставлю!
Царь-батюшка, не вели казнить! раздался в трубке мужской голос. Это Михаил, лекарь Елены Васильевны! Она она она только что отдала Богу душу.
Глава 17
Матушка-царица преставилась
Царствие ей небесное, вздохнул её старший сын. Много она всякого сделала в этой жизни. Надеюсь, что на небесах хорошие дела перевесят чашу плохих
Ты не пойдёшь?
А что мне там делать? пожал плечами Владимир. В таком виде Да меня сразу же загребут и не спросят о цели прихода. Нет уж, братец, ты сам с матушкой разбирайся, а я Приду как-нибудь на могилку, поплачу на долю горькую, на тяжкую судьбинушку. Но это потом, не сейчас
А сейчас
А сейчас мне пора. Ты подумай над моим предложением, а как будешь согласен, то выставь на северном балконе любимую матушкину розу. Если же в течение недели она не появится, то буду знать, что ты не принял моего предложения, Иванушка-другак, хмыкнул Владимир.
После этих слов Владимир отошел в угол и растворился в темноте. За ним последовала и домовичка. Я же поспешил к покоям Елены Глинской
Тени в коридорах дворца казались длиннее обычного, будто сама смерть протянула свои холодные пальцы по стенам. Воздух был тяжел от предчувствия скорого лицезрения смерти. Я шагал быстро, но каждый шаг отдавался в висках глухим стуком сердце словно предчувствовало недоброе.
Дверь в опочивальню царицы была приоткрыта. За ней тишина, прерываемая лишь шепотом молитв. Около матушкиного ложа стоял на коленях поднятый среди ночи митрополит. Стоял и шептал призывы к Богу. В углу царский лекарь Михаил мыл руки, словно показывал, что он сделал всё, что мог.
Я замер на пороге, глядя на бледное, словно восковое, лицо Елены Глинской. Рядом, склонившись над ложем, стоял боярин Овчина-Оболенский.
Его испуганные глаза метнули на меня быстрый взгляд.
Наконец-то явился, пробормотал он. А я уж думал, и тебя след простыл. Умчался в свою Казань
Я не ответил. Принюхался. Неуловимый запах чего-то знакомого веял в воздухе. И этот самый запах я почувствовал в тот миг, когда явился ко дворцу и сделал шутеечку с Владимиром Васильевичем.
Алкотелей редкий яд с Кавказских гор.
Только тогда брат специально его потреблял в малых дозах, чтобы привыкнуть и смочь противостоять отравлению, а сейчас Сейчас запах алкотелея был такой густой, словно рос где-то под кроватью царицы.
Я быстро перевел взгляд с лица матушки на ковер у ее ложа. Там, в складках бархатного убранства, чуть заметно поблескивала капля чего-то темного, маслянистого. На прикроватном столике стояли два бокала с остатками красного вина.
Ну что стоишь? Овчина раздраженно махнул рукой. Подойди ближе, она уже не укусит
Тебе бы сейчас язык впору прикусить, Иван Фёдорович, покачал я головой. Слишком уж он у тебя сейчас активно болтается.
Чего? нахмурился он. Чего ты такое говоришь-то?
В это время за дверями послышался шум. В палату ворвались дворяне Романов и Шуйский. Я резко развернулся к ним:
Какого чёрта вам тут надо? Или без вас тут народа мало?
Что? Иван Васильевич, не надо так грубо! Конечно, я понимаю, что вы сейчас на взводе, но выпрямился Романов.
Данила Николаевич, я уже одному посоветовал прикусить язык, тебе тоже хочется мои слова услышать? грубо оборвал я его.
Романов взглянул на бледного Оболенского. Тот поджал губы и побледнел ещё больше. Тогда взял слово Шуйский:
Как раз по этому поводу мы и спешили к вам, царь Иван Васильевич! Мы же не с пустыми руками! Нам людишки из дворни Оболенского донесли, что вот этот вот пёс проклятый в своём подвале эксперименты разные ставил и вот
Петр Иванович выставил перед собой пузырёк с тёмной маслянистой жидкостью. Даже на расстоянии я унюхал тот самый гнусный запах, который густо висел в комнате.
Я повернулся к Ивану Фёдоровичу:
Даю полминуты на объяснение!
Да какое объяснение? Чего объясняться-то? Это же всё поклёп! Да, у меня есть в подвале лаборатория, но я там рецепты разные смешиваю, чтобы масла и духи делать! Хобби у меня такое! А вот этот пузырёк я впервые вижу! замахал руками Иван Фёдорович.