Любопытная теория, Нечаев сурово свел брови и заработал ручкой с особым остервенением. Нужно передать ее нашим ученым и в ближайшее время раздобыть им опытные образцы. Если сказанное вами правда, то в опасности все человечество. Даже думать не хочу о том, что станется, научись полозы летать
Приделаем драгунам крылья, я пожал плечами.
Пока нам этого не удалось, несмотря на то, что я шутил, Нечаев оставался абсолютно серьезным. Нужно ускорить исследования и увеличить их финансирование. Я лично доложу об этом Государю Императору.
Считаете, что все настолько серьезно? Дарья заметно напряглась.
Посудите сами, принялся рассуждать Нечаев, откладывая один лист и доставая второй. Первые копии этим летом обнаружил не кто иной, как Михаил Семенович. Он же рассказал нам о Владыке Ведьминого леса. Собственно говоря, это похожее на осьминога существо до графа тоже не встречали. И все это за несколько месяцев, хотя ранее события не развивались столь стремительно. Первые записи о извергах появились намного позже упоминаний о самих полозах. Но почему?
Прежде полозы справлялись с драгунами, предположил я. Но сейчас появляются новые модели. Твари адаптируются под современные реалии. Они выманивают драгунов за защищенную территорию и устраивают ловушки. Поначалу мне казалось, что они просто ослабляют войска, но теперь стало ясно, что нас отвлекали от того, что происходит буквально под ногами жителей Москвы.
Первичное вскрытие найденных под завалами образцов показывает некоторые отличия, Нечаев залпом допил кофе. Мы списали это на особенности формирования организмов, но выходит, что твари, как и мы, наращивают вооружение? голос главы Тайной канцелярии крайне редко выражал обеспокоенность, но сейчас она звучала в нем предельно четко.
И осваивают партизанские методики ведения войны. Добавил я.
Скорее террористические, скривился Нечаев. Но сути дела это не меняет. Угроза со стороны противника растет. Нельзя этого отрицать. Придется и нам как-то адаптироваться.
Надеюсь, без мутаций, я поморщился.
А это уже как придется, Михаил Семенович, неожиданно серьезно заявил Нечаев и поправил очки, сквозь линзы которых его глаза холодно блеснули.
Что вы имеете в виду? тут же насторожилась Дарья.
Пока ничего конкретного, развел руками Петр, но мы должны быть готовыми пойти на самые крайние меры, если таковых потребует победа.
Говорите, как Распутин, услышанное мне совершенно не понравилось. Но, несмотря на это, я понимал смысл сказанного Нечаевым: если на кону будет стоять выживание человечества, то такая цель оправдает любые средства.
И на то есть свои причины, отложив наконец бумаги и ручку, глава Тайной канцелярии встал и прошелся по кабинету взад-вперед. Французы идут в наступление, тихо сказал он. Идут активно,
Мне пора, вежливо улыбнулся Николай. До завтра, Михаил Семенович.
Можно просто Михаил, предложил я и протянул ему руку. Спасибо за конспекты.
Пожалуйста, рукопожатие Шереметьева оказалось вялым и слабым. Доброго вам вечера.
И вам.
Мы распрощались, и Николай Шереметьев пошел дальше по коридору к своей комнате. Я вышел и проводил его взглядом, а когда собирался вернуться и закрыть дверь, он вдруг обернулся.
Григорий Ефимович сказал, что завтра занятия начнутся в подземелье под Академией. Велел никому не опаздывать.
Буду вовремя, пообещал я.
И еще, Шереметьев замолчал в нерешительности, но потом все, же произнес. Я настоятельно рекомендую вам сегодня ознакомиться с первым конспектом. Уверяю, вы найдете в нем нечто особенное.
Хорошо, по взгляду собеседника я понял, что он имеет в виду нечто отличное от лекций Распутина. Непременно прочту его.
Доброй ночи, еще раз пожелал мне Николай и скрылся за дверью.
Доброй, пробормотал я, возвращаясь в свои покои.
Едва замок щелкнул, конспекты Шереметьева оказались в моих руках. Я включил светильник и сел в удобное кресло рядом с небольшим круглым столиком. Большая часть записей сразу же оказалась на столешнице меня интересовала самая верхняя тонкая тетрадь, на которую просил обратить внимание Шереметьев.
На обложке аккуратным подчерком было выведено название конспекта: «О полозах, их строении и повадках». Начав читать с первой страницы и углубляясь в текст, я с каждой минутой все больше недоумевал, что имел ввиду мой сокурсник. Все изложенные факты уже были мне известны. Но даже в противном случае едва ли представляли из себя нечто достойное особого упоминания.
Продолжая складывать убористые, красиво выведенные буквы в слова, я думал над их возможным тайным смыслом и искал зацепки, но раз за разом терпел неудачу. Наконец, трижды прочитав конспект, я устало отложил его в сторону и признал свое поражение: чтобы ни хотел поведать мне Шереметьев, это оказалось за гранью моего понимания.
Открыв окно и впустив в комнату свежий ночной воздух, я прошелся по помещению взад-вперед, то и дело поглядывая на тетрадь. Сдаваться мне никогда не нравилось, поэтому спустя пару минут мои глаза снова скользили по уже хорошо знакомому тексту.
Местами Шереметьев записывал слова Распутина довольно витиевато, используя при этом не всегда подходящие слова, без которых вполне мог обойтись. Особенно это было заметно в начале некоторых абзацев и