В этот раз ему невероятно повезло! Случайно встретив давнего знакомого из числа богатой родни со стороны отца, красавчик нагло напросился в гости. Разговор был публичным, лордик не посмел проявить неуважение, и Джеймс получил приглашение на бал в семейном особняке одного из кузенов! Авантюрист почувствовал, что фортуна на его стороне: выяснив все, что смог, про обнаруженную родню и их невест, Мэйден понял это тот самый шанс!
Остальное было делом техники, и вот напуганные угрозой скандала родственники оплатили и долги, и новый патент, и скромную свадьбу, и приданое небольшое организовали. Женушка к тому же оказалась весьма горячей штучкой, хоть и несколько капризной и столь же расточительной, что и он сам, но наличие возрожденных связей с богатыми многоюродными кузенами открывало неплохие перспективы: ради имени семьи жен эти снобы будут долго прикрывать его грешки. Главное, не злоупотреблять! Впрочем, там видно будет
***
Мистер Барнет был вначале ошеломлен, а потом крайне раздосадован выходкой Джесси, запоздало осознавая собственные упущения в ее воспитании, ругал за то себя, жену, отказывающуюся смотреть в лицо реальности и пребывающую в эйфории от красивого зятя и замятого скандала, испытывал вину перед старшими дочерьми и стыд перед их титулованными
мужьями, чьими усилиями и финансовой помощью и удалось избежать позора
Но со временем успокоился, выкинул из головы непутевую младшую и погрузился в мир своих увлечений, практически перестав обращать внимание на происходящее в доме, радуясь удачным бракам старших и четвертой дочерей, не заботясь особо о не доставляющей проблемы третьей и практически не вспоминая младшую.
Сквайр Барнет желал пережить жену (прости господи за такие мысли, но она так достала нытьем о возможной потере дома, если вдруг из небытия возникнет Элайджа или, не дай бог, его сын) и спокойно умереть в родных стенах. Разве он многого хотел?
Так и жили обитатели Литллхауса многие годы: рядом и порознь. Да они ли одни?
Глава 2
На самом деле, глубоко в душе, сквайр знал причину своей отчужденности именно к этой дочери, и крылась она, конечно же, в том, что ее брат-близнец Мэтью умер, а она жива
Мистер Барнет вспомнил, что родилась Мэри маленькой, слабой и болезненной, как и Мэтью, доставляла в детстве много хлопот супруге и вызывала тем самым у нее стойкую неприязнь, усилившуюся после смерти сына в результате какого-то детского заболевания: сыпь или еще что-то похожее. Оба ребенка болели тяжело, но Мэри почему-то смогла преодолеть недуг, а вот наследник ушел за грань
Прунелла тогда, не желая признавать возможную волю богов или собственные ошибки, легко переложила вину за смерть сына на маленькую Мэри, ставшую отныне для матери крайне неприятным субъектом и постоянным немым укором. Теперь он это ясно понимал.
Попытки сближения с ним, помнится, с стороны дочери были, но конкуренцию старшим сестрам она составить не смогла, поскольку была робка, стеснительна и неуклюжа.
С появлением Мэгги и Джесси про Мэри и вовсе, можно сказать, забыли, а с возрастом она сама успешно дистанцировалась от более умных, красивых или смелых сестер, предпочитая музыку и религиозные тексты романам и нарядам.
Миссис Барнет не обращала внимания на нелюбимую дочь, вечно шпыняла, оговаривала, не стесняясь в выражениях, и отдавала предпочтение остальным, особенно Джесси (почему-то в этой паре близнецов потерю сына она стойко игнорировала).
«Возможно, Прунелла видела в очень похожей на собственное отражение в зеркале Джесси себя, и так, через дочь, реализовывала неудовлетворенную в молодости тягу к развлечениям и безудержному флирту? Все-таки она вышла замуж за вдовца старше, по сговору, да и я не стремился к тесному контакту с ней без причины, подчас откровенно насмехаясь над ее глупостью, простотой, граничащей с невоспитанностью, спесью, ханжеством, неуместным самодовольством, чванством, тщеславием, завистливостью и лицемерием» -подумал мистер Барнет, продолжая просматривать картины памяти.
***
Мэри не жаловалась, довольствуясь тем, что ей не мешали жить в самоизоляции, обеспечивали минимумом удобств и вещей, но иногда все же огрызалась на сестер либо высказывалась без разрешения матери или выступала, желая себя показать, однако делала это так не вовремя, чопорно или, наоборот, пафосно, что окружающие закатывали глаза и вздыхали с раздражением.
После замужества старших и младшей сестер, когда мать подуспокоилась в своих матримональных планах, Мэри получила некоторую свободу, стала чаще гулять, вдруг увлеклась рисованием и даже немного сблизилась с Мэгги. Но та неожиданно нашла общий язык с золовкой Эмили, Амандой Мобри, когда Барнеты семьей нанесли первый визит в Чеснет-кастл, да так и осталась там сначала на сезон, а потом и еще на год.
Мэри же вернулась в Литлл-хаус, не желая жить в чужом доме. Именно эту причину она озвучила родителям, и в последствие ни разу не выразила сожалений, что она, единственная из сестер, все еще живет в родном поместье. О замужестве ни Мэри, ни супруга не заикались, сам же сквайр всерьез не задумывался о браке третьей дочери, считая, что все само устроится, когда придет время.