Биография Шеллинга10 создавалась непросто. Его ранние произведения освоены отечественной литературой, и автор биографии видел свою задачу в том, чтобы показать преемственность идей Шеллинга от Канта, Фихте и далее к Гегелю. Богословские аспекты посмертно изданных сочинений позднего Шеллинга («Положительная философия», «Философия мифологии», «Философия откровения» и других) излагать в то время биографу возбранялось. А. В. Гулыга прослеживает эволюцию философских идей мыслителя. Философия мифологии Шеллинга стала одной из основ современной науки о мифе. Рассуждения Шеллинга о бессмысленности безграничного прогресса, об ограничении беспредельного человеческого произвола и приведении его в соответствие с природой перекличка с антропным принципом и экологическим мышлением. Его различение безнравственного знания и знания, содержащего мудрость, призывает к этическому самоконтролю науки.
В 2003 году увидела свет при жизни не завершенная, а потому вышедшая в соавторстве биография А. Шопенгауэра11, в советские годы почти запретного мыслителя, продолжателя кантовского учения, вернувшего в философию проблему человека, реабилитировавшего чувственное познание, творчество и эстетику, создавшего содержательное учение о мировой воле, ныне связываемое с гипотезами об информационном поле. Присутствие в биографиях, созданных А. В. Гулыгой, темы рецепции Канта, Гегеля, Шеллинга, Шопенгауэра в России высоко оценивалось немецкими рецензентами.
Работа над философскими биографиями помогла А. В. Гулыге завершить формирование теоретико-методологических принципов дальнейших исследований философии как дела школы, постижения эпохи и народа. Он обратился прежде всего к изучению вопроса об особенностях исторического сознания и исторического знания. Руководя с 1963 года семинаром по методологии истории, Гулыга подготовил и опубликовал один из первых в стране сборников, посвященных расширению проблематики и критике догматов исторического материализма12. Целью многих его статей и книг13 стали анализ природы исторического сознания и важных проблем методологии исторического знания, пробуждение интереса и любви к истории вообще и к родной истории в особенности. История имеет, подчеркивал Арсений Владимирович, ценностное значение, в этом качестве она участвует в формировании духовной культуры. Ценностное отношение к прошлому значимо для всех и каждого, а понятие «Родина» важнейшая категория исторического сознания. «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» прочный стержень, на который нанизывается национальная традиция, образующая историческое сознание, скрепляющая народное целое. Поэтому народ должен иметь право на возрождение своей исторической памяти. В дальнейшем он постоянно обращался к проблеме возвращения исторической памяти в духовную жизнь страны, призывая знать и любить родную историю. Много лет он пытался издать «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина, но лишь на исходе перестройки в издательстве «Наука» появился первый том этого великого памятника культуры14.
В острой форме А. В. Гулыга поставил вопрос о судьбе русской культуры и русского национального сознания в статье «Русский вопрос»15, что немедленно вызвало обвинения в шовинизме, фашизме и даже в антисемитизме. Защищаясь, в письме редактору «Книжного обозрения», где за короткое время появилось несколько инвектив (В. Жуковский, П. Карп, О. Газизова), А. В. Гулыга писал: «Выйти из сегодняшнего кризиса можно только на путях национального сознания, это не национализм и тем более не шовинизм. Шовинизм в России можно взрастить только провокационными выступлениями Современный фашизм не тень Гитлера Это международное насилие, направленное против равноправия народов, русского в том числе» Написано это до распада СССР, югославского кризиса, Ирака и наших сегодняшних печальных реалий.
Исследование философии как дела школы в связи с особенностями эпохи и народа побудило А. В. Гулыгу обратиться к немецкой классике и русскому философскому возрождению конца XIX начала XX века. Работы, посвященные этим проблемам, своего рода модификация философских биографий, биография идей, излагающая движение мысли и итожащая ее в рамках целой эпохи16. Опираясь на православную традицию и на диалектику
немецкого идеализма, русские мыслители стремились ответить на вопрос, что ждет человека в будущем. В книге «Русская идея и ее творцы», анализируя ряд ключевых понятий русской идеалистической философии и творчество их создателей, А. В. Гулыга доказывает, что русская идея не программа империалистической экспансии, как это подчас уверяют иные знатоки отечественной культуры. И это не вся национальная мысль в России. Русская идея была выдвинута Ф. Достоевским и Вл. Соловьевым как идея братского объединения народов и преображения человечества. Сегодня ясно, что человечество идет к единству, вопрос в том, каким будет это единство возникнет ли некая империя зла «золотого миллиарда» во главе с избранной элитой избранных народов (социальных групп) или это будет соборное единство всего человечества.
Постоянно выступая в печати как философ и как литературный критик17, А. В. Гулыга обосновывал важное место эстетики в философии и в творческом процессе, выявлял особенности художественного освоения действительности и ценностного отношения к ней и, наконец, систематизировал эстетику как аксиологию. Работа «Эстетика в свете аксиологии», которая была закончена Арсением Владимировичем за несколько дней до его кончины, подводит итог его многолетним исследованиям. Интерес к систематизации и определению места эстетики в философии имеет полемическую подоплеку. До сей поры предмет философии ограничивается системой понятий, обращенной к поискам точного знания. Все, что не помещается в ее рамки, не наука. Гулыга понимал эстетику как учение о красоте, обращенной и к экзистенциальному, и к познавательному уровням человеческой деятельности. У художественной конкретности два лица: одно обращено к понятию, другое к единичному образу. Исследователь доказывает, что оба они имеют значение и для науки, и для искусства. Равным образом он защищает эстетику как науку, из которой, начиная примерно с 1970-х годов, стало активно изгоняться само понятие красоты, а вслед за тем в постмодернизме красота пала жертвой новаций и всевозрастающего культа безобразного: исчезает ценностное отношение не только к искусству, но и к самой жизни.