После нескольких недель такой молитвенной отшельнической и аскетической жизни Супрамати покинул подземный город и с новыми силами вернулся в Царьград.
Теперь он вступил в свет, и великолепные салоны его дворца наполнило самое нарядное, богатое и именитое общество. С жадным любопытством рассматривала праздная, легкомысленная и невежественная толпа разнообразные драгоценности и сокровища искусства, во множестве собранные в этом по-царски обставленном доме с многочисленной прислугой, что уже было совершенно необыкновенно и невиданно в эпоху всеобщего «равенства», когда людям служили машина или животное.
Женщины были совершенно без ума от обаятельно красивого человека, удивительно выделявшегося из окружавшей его толпы; однако, несмотря на все бесстыдство и наглость дам "конца мира", что-то в строгом взгляде и неопределенной улыбке Супрамати их стесняло и держало на известном расстоянии.
Но кроме захватывающего интереса, возбужденного личностью очаровательного индусского принца, город был охвачен любопытством и полон пересудов по случаю скорого возвращения в столицу Шелома Иезодота с многочисленной и блестящей свитой, которую он всегда таскал с собой.
На месте древнего храма Св. Софии, позднее
переделанного в мечеть, сын сатаны построил огромный дворец, воспользовавшись, сколько возможно, старыми стенами. Часть дворца, где находились остатки церкви, служила личными покоями Шелому и Исхэт Земумин странной, никогда не покидавшей его женщины, бесстыдно титуловавшей себя матерью и супругой Царя Вселенной. В пристройках здания были приготовлены помещения для свиты, сатанинских жрецов и других нравственных чудовищ. Все, что почитал и чему поклонялся старый языческий и христианский мир, эти ублюдки последних времен обливали грязью и оскверняли.
С жадностью передавались вести, как одна страна за другой добровольно подчинялись Шелому Иезодоту благодаря тому, что никто, как он, не обладал столькими благами мира и не расточал их с таким широким великодушием. Во всех домах, где бывал Супрамати, ни о чем другом не говорили, и, между прочим, рассказывали, что во всех подчинявшихся местностях Шелом оставлял своих сатрапов, на обязанности которых лежало наблюдение за благополучием области; в том смысле, что они должны были раздавать нуждавшимся золото, устраивать празднества и сатанинские оргии и уничтожать повсюду как самих верующих, так и все относившееся к старым исповеданиям. В помощь столь полезным трудам при каждом сатрапе был назначаем совет из неограниченного почти числа членов; но для причисления к этим советникам надо было доказать явное выполнение "семи смертных грехов", совершить по крайней мере одно убийство и какое-нибудь новое, в пикантном духе кощунство. Царьград, как полагали, Шелом избрал своей столицей.
Настал наконец день, когда грозный и таинственный человек вступил в город. Еще накануне волнующаяся толпа стала наводнять улицы; а с наступлением ночи показалась окруженная флотилией свиты черная с золотой инкрустацией и залитая ярким кроваво-красным светом воздушная яхта, в которой помещался
Шелом. Подобно духу тьмы, спустился он из пространства на водворение в избранной столице.
Прибытие Шелома праздновалось сатанинскими процессиями и жертвоприношениями, избиением нескольких человек, признанных народным голосом за верующих, и оргиями, превзошедшими по своему бесстыдству и вновь придуманным кощунствам все раньше виденное. Но Шелом не ограничился празднествами и наградами; он принялся также за экономические реформы и первая же из них вызвала общее удовольствие. Население освобождалось от обязанности платить за билеты при переезде в воздушных поездах; взамен этого установлен был незначительный общий годовой налог, дававший право каждому безвозмездно передвигаться и путешествовать с одного конца мира на другой.
"Потому что, пояснял в своем законе новый владыка земли, это стесняет личную свободу людей, привязывая человека к одному месту, когда он пожелает переехать на другое, а воздушные пути принадлежат каждому, подобно самому воздуху".
Глава одиннадцатая
Царь зла был молодой человек громадного роста, но такой тонкий, худой и гибкий, что движения его высокой фигуры, обтянутой черным трико, напоминали змею. Черты лица, хотя и угловатые, были правильны; а глаза большие, серые, с резким зеленоватым отливом и прямыми, почти сросшимися на переносье бровями, так фосфорически блестели, что минутами казались глазами дикого зверя.
Из-за красных, как кровь, и мясистых губ блестели острые белые зубы; густые кудрявые черные волосы и бородка резко оттеняли тусклый, сероватый цвет лица. Словом, его можно было бы назвать красивым, если бы физиономия его не отражала все пороки и нечистые вожделения, а взгляд не был бы таким ледяным и вместе с тем диким, даже жестоким.
Рядом с Шеломом, но на стуле пониже, сидела женщина обаятельной красоты. Обтягивавшее ее трико обрисовывало чудные формы, оставляя открытыми шею и руки цвета слоновой кости; черты лица напоминали древнюю камею; большие черные и мрачные глаза сверкали из-под пушистых ресниц, словно озаренные внутренним огнем; маленький красный рот выражал чувственность, иссиня-черные и необыкновенно густые волосы