Ни слова не говоря, я полез в рюкзак и протянул пилоту несколько купюр потом представлю смету родному институту.
Скажем, за километр от поселка я смогу сесть, сразу проявил он понимание. А то дюже ваши геологи лютые. Один наш раз вздумал возле самой станции приземлиться, потом дырку в лобовом стекле всем демонстрировал. Они у вас во, пилот покрутил пальцем у виска. Потянул штурвал на себя, поднимая машину выше. Хотите честно? У нас на авиабазе все уверены, что на Диксоне одни психи. Никто к ним летать не хочет. Только я. Просто мне деньги очень нужны. Трое детей. Все парни. Жрут, как рота солдат.
Пока мы летели, пилот тараторил без умолку, а я размышлял о сложившейся ситуации. При ближайшем рассмотрении все выглядело еще более странным, чем из Москвы. Почему геологическая группа осела на почти заброшенной гидрографической станции? Зачем они полностью исключили контакты с внешним миром? И чем они, черт побери, здесь занимаются? Я попытался представить, в каких обстоятельствах я поступил бы так же. И пришел к выводу, что только в одном случае если бы речь шла о крупном научном открытии. Быть может, они нашли что-то такое, что позволит России преодолеть топливно-энергетический кризис и вырваться в мировые лидеры?..
Мы приземлились посреди ледяной пустоши.
В небе змеилось, вспыхивало, завораживало диковинными красками северное сияние. Ветер налетал порывами. По выщербленному временем асфальту стелилась пороша.
Обратно когда? спросил пилот.
Послезавтра, скорее всего.
Можно по рации будет связаться заранее и назначить точное время.
Хорошо, так и поступим
Удачи, пожелал пилот и захлопнул дверцу.
Лопасти вертолета закрутились, тяжелая машина поднялась в воздух и полетела к бухте. А я, не теряя времени, направился в сторону поселка.
Погода, несмотря на начало апреля, стояла холодная. Лицо сразу замерзло. Дышать стало холодно. Я шел, прикрывая пуховой перчаткой рот и нос.
Одиннадцать часов утра, а сумрак и не думал рассеиваться. Благодаря северному сиянию было светло.
Я прошел метров триста, когда шестое чувство всегда ему доверял подсказало мне: обернись
За мной по старой дороге, опустив голову к земле, почти крался массивный хищник. Страх ударил под дых, заколотился в груди бубном шамана. Повинуясь одному только инстинкту самосохранения, а не разуму, я побежал. Назад не оглядывался если зверь решит атаковать, взгляд глаза в глаза его не остановит.
Впереди замаячили очертания небольшого домика у дороги. Почему-то он стоял на отшибе, за поселковой чертой. Нужно быть настоящим чудиком и очень не любить людей, чтобы даже в условиях Крайнего Севера поселиться вдали от всех. Неужели хозяина дома не напрягала необходимость топать почти километр до ближайшего магазина?
Припорошенная снегом, вся в следах медвежьих лап, выбитая дверь лежала в проеме.
Я метнулся в дом. Достал из рюкзака фонарь. Луч скользнул по потолку, высветил пустой крюк для люстры, темные разводы. Внутри дом напоминал ледяной склеп. Северный холод забрался в некогда уютное жилище, покрыл изморозью стены, остатки мебели сломанный стул, широкий письменный стол, платяной шкаф. И хотя на острове уже была весна, оттаивать пока дом не собирался. Я поднял и кое-как приладил на место дверь, придвинул стол, чтобы ее невозможно было снова повалить, сдернул с плеча карабин
Хищник бродил вокруг, я слышал громкое сопение возле разбитого окна. Потыкался в треснувшее стекло шершавым носом, царапнул дверь, попытался сунуть морду в щель я держал стол изо всех сил и побрел прочь.
Мне повезло. Бурый медведь учуял бы человека за версту. У белых обоняние развито много хуже. Да и, судя по его поведению, он недавно пообедал. С голодухи эти полярные хищники способны даже убить и сожрать более слабого собрата.
Я решил выждать, пока медведь уберется подальше. Разогнал кровь по венам: поприседал, помахал руками, изображая бой с тенью. Стало немного теплее. Пошарил лучом фонаря по комнате. Выдвинул ящик стола и обнаружил тетрадь в дерматиновом переплете и огарок свечи, словно специально оставленный здесь для меня. Подпалил свечу от газовой горелки. Полистал тетрадь. Хрустящие промороженные страницы еще хранили синие чернила. На последней было всего несколько записей:
«Все плохо: закрыли школу, Анна Степановна уехала, некому больше меня учить. Теперь магазин на очереди. Не жизнь, сплошная борьба за выживание, может, поэтому и настроение не очень. Ничего, прорвемся, не впервой. Зато целых два дня было лето (суббота и воскресенье) и рыбалка! Рядом шнырял медведь, и мы побоялись далеко уйти. Зато наелись рыбы во всех видах».
Под записью стояла дата август две тысячи пятидесятого года.
«Полярные станции, слава Богу, все пока работают. Штормами изрядно подмыло дома обрушился склад, хорошо, что успели все вытащить. Но ребята порядком испугались. Ходили смотреть на метеорит. Говорят, такое случается раз в сто лет. И это к счастью. Отколол себе кусочек, пусть и у меня будет немного счастья».
«Ну, вот, закрылся Сбербанк. Теперь, чтобы получить зарплату, родителям нужно ждать почты из Норильска. Хорошо, что у нас есть предприниматель. Настоящий. В прошлом году приехал с материка. Открыл новый магазин промтовары, продукты, одежда. Торгует дорого. Но обещает, что здесь надолго. В общем, с голоду не помрем, и то ладно. Хотя света нет. Пишу со свечкой».