Хорошо.
Через десять минут Михаил вернулся. С его лица не сходила улыбка.
Следопыт, не поддался на обаяние улыбки товарища.
Что там, Медведь? серьезно спросил он его.
Под дубом расположились вооруженные поляки, видимо партизаны. Предполагаю это их пикет. На самой вершине, в зелени разлапистой кроны просматривается купол парашюта. Наш командир, надеюсь, там сидит, как соловей разбойник.
Это шутка, Медведь? недоверчиво спросил Степан.
Какая шутка. Четыре года воюю. Я что похож на шутника, моментально взорвался Михаил.
Не кипятись, Медведь. Я просто спросил.
А я просто ответил. Возьми бинокль, сам посмотри. Обойди с другой стороны, может, услышишь, что говорят поляки. Но самостоятельных действий никаких не принимай. Понял?
Слушаюсь, товарищ Медведь, нарочито официально козырнул Следопыт и затерялся среди кустарников. Через двадцать минут Степан вернулся удрученный и злой.
Извини Михаил, действительно командир сидит на вершине дуба. Его не видно, но кусок парашюта просматривается.
Что я тебе говорил? А ты шутишь, шутишь. Миша ревниво отстаивал свои права старшего в отсутствии капитана Киселева.
Стоп, стоп, парни! Не о том говорите. Лучше подумайте, как командира будете выручать.
А что тут думать. Я им башку оторву, и все дела, Следопыт сжал огромные «кулачищи».
Это кому Следопыт и за что? Давай договаривай, Миша внимательно смотрел на друга.
Был я возле поляков. Подполз, лежу, слушаю. Ни хрена не понимаю. Шепелявят и все. Одно понял, что враги это. Они товарища Сталина обозвали матерным словом.
Что еще за слово? Миша напрягся.
Только, чур, Медведь, я не говорил. В общем, сказали «Курва» на него.
После услышанного польского ругательства все замолчали. Только было слышно сопение Миши, который наливался злостью. Лицо его покраснело. Так ты говоришь, обозвали «курвой» самого товарища Сталина?
Да. Слышал, Медведь, как тебя сейчас. Из всех слов я это понял хорошо. Это явно враги из Армии Крайовой. О них предупреждал командир. Он, наверное, догадался, кто его пасет и молчит, чтобы шума не подымать. И мы так поступим. Их надо убирать. Срочно.
Да, ты прав. Никто не должен знать, что мы здесь, поддакнул Михаил. Это был приказ Константина. Но как это сделать? Их трое на открытой местности. Стрелять нельзя. Прибегут партизаны, поднимется шум. Задание провалим.
Надо их выманить по одному,
Медведь. А дальше мое дело.
Но как это сделать? Их же трое?
Мальчики! Я знаю, что нужно сделать, в мужской разговор вмешалась Игна. Только выслушайте, не перебивайте.
Разведчики притихли, с недоверием посмотрели на девушку.
Все очень просто, как дважды два. Я женщина, они меня не побоятся. Я закричу рядом, мол, помогите. Кто-то любопытный прибежит. Вы же мужики и на женский зов слетаетесь сразу, как мотыльки на свет. А дальше ваше дело. Инга, улыбнулась, подарив ребятам свою очаровательную улыбку.
Это опасно, запротестовал сразу Михаил. Ты радистка и мы не можем тобой рисковать.
А мы все здесь рискуем, товарищ Медведь. Я так решила. Это наш единственный выход. Инга сощурила глаза и окинула Михаила, совсем не кокетливым взглядом. В нем была решимость, чувство неопровержимой правоты.
Ну и характер у девушки, подумал Михаил. Придется согласиться.
Ход хороший, Медведь, соглашайся, заступился за Ингу Следопыт. Если они услышат наш разговор или увидят нас, то будет перестрелка. Этого допустить нельзя. Провалим дело. Тем более, мы будем находиться рядом возле Инги.
Ладно, согласен. Только будь осторожней Инга. Плачь натуральней, мол, ногу подвернула. Миша дотронулся до руки девушки. Хорошо?
Не беспокойтесь мальчики, будет лучше, чем в цирке.
Разведчики тихо крадучись подошли к поляне. Миша подготовил нож и спрятался за огромной корягой. Степан подготовил удавку и прошелся вперед, засел в кустах. Инга, как артистка села вблизи коряги, приподняла край платья выше колена, обнажив правую с шелковистой белоснежной кожей стройную ногу. Измазала ее землей.
Миша смотрел на подготовительные процедуры Инги с затаенным дыханием. У него расширились глаза, участился пульс. Стоп! Хватит глазеть. Он сильно сжал глаза, мотнул головой и отдал себе мысленный приказ: Соберись. Идет враг. Его надо ликвидировать.
Помогите! Помогите! закричала вдруг Инга, перемешивая русские и польские слова. Ой, «матка боска», не можна мне. Помогите!
Поляки встрепенулись, схватились за оружие. Юзеф, проверь, что за крик! отдал команду рослый партизан в кожаной куртке на польском языке.
Разреши мне, Станислав! попросился второй поляк. Глаза молодого хлопца выражали решительность и неподдельный интерес к женскому крику. Он резко отвел затвор немецкого автомата.
Осади коня, Янек! Назад!
Поляк, которого назвали Юзеф, худой дядька лет сорока, одетый в вельветовую спортивную футболку, с кепкой на голове осторожно обошел непролазный кустарник и, увидев плачущую Ингу, удивленно спросил: Ты кто? Что паненка плачет?
Ой, нога моя, нога, еще громче запричитала радистка, взывая о помощи.
Юзеф остановился возле девушки в метрах пяти. Винтовку не опустил, держал на изготовке для стрельбы. Подымайся, пойдешь со мной, сказал он, а сам вожделенно уставился на ее оголенные бедра.