Когда-то, в той, прошлой, жизни, собираясь на второе свидание с Бени, примеряя у помутневшего зеркала в дешевом мотеле свое лучшее темно-синее платье с белым кружевным, почти гимназическим воротничком и глубоким, насколько только позволяли приличия, вырезом, она вдруг увидела все происходящее со стороны.
Вот она, манящая юная Ими, примеряет у зеркала платье. Под мягкими складками недорогой материи призывно прорисовываются почти совершенные, никем не тронутые груди (старикашка из жюри конкурса красоты в Толосе не в счет ничего же серьезного не было, да и не смог бы он уже ничего серьезного), ее губы вишневый сок
Она одновременно стояла у зеркала и видела себя со стороны. Глазами Бени. Будто на мгновение, оставив перед зеркалом свое тело, ее душа влетела в его душу и воспользовалась его ощущениями. Она чувствовала, как разливается жар в его теле, как становятся влажными ладони и капельки пота выступают на спине (эти капельки пота, выступавшие на теле в миг возбуждения, отвратительные у других мужчин, у Бени казались божественными). И как нарастает желание. Желание слить две их сути в одну.
Еще несколько раз до того самого дня, который разделил ее жизнь на две неравные доли, она видела себя его глазами. Вот она бежит навстречу по набережной, вот поет за фортепиано в полумраке свечей кафе «Луна», вот она в отблеске единственного фонаря, заглядывавшего в окошко номера в «Интрамуросе» в ту ночь, так и не ставшую их ночью.
Они были рядом. Их переполняло желание. Хотя что тогда она, нецелованная дурочка, могла понять в желании. Мать внушала: «Это может быть только с мужем! Девушка должна оставаться девственницей до свадьбы! Совокупление тяжкий грех!» И в мыслях она воспринимала все внушения и искренне была убеждена, что никогда и ни с кем не ляжет в постель до свадьбы, ибо это грех. Но эти убеждения невольно подрывал сам вид матери, измученной родами, пьющим и избивавшим ее мужем, который уже свел в могилу свою первую жену, повесив на шею матери пятерых детей от первого брака в добавление к шести, рожденным ею, прокормить и нормально обеспечить которых он не мог, да и не сильно того хотел.
Мать
была ревностной католичкой. Сохранила девственность для мужа и что?! В какую грязь вогнал он ее непорочность и ее жизнь? Мать угасла прежде, чем Ими, старшая из ее дочерей, окончила колледж.
Тяжкая жизнь и смерть матери, казалось, не поселила в душе семнадцатилетней девочки сомнения по поводу того, насколько разумны привитые ей догмы. Она свято верила, что браки совершаются на небесах. Матери просто не повезло. А ее собственный брак будет совершенно другим. Брак ее единственный выход.
Сидя за роялем в музыкальном магазинчике сеньора Доминго, куда захаживали весьма солидные и респектабельные мужчины, она знала, что должна выйти замуж за человека состоятельного и блестящего во всех отношениях. И, главное, безумно любимого. Вот почему она с веселым кокетством спускала на тормозах ухаживания Арсение Лаксона. Даже его положение мэра столицы не могло увести ее дальше нескольких невинных поцелуев в машине. Мэр был женат и абсолютно ей неинтересен. Становиться содержанкой она не собиралась. Она мечтала стать супругой блестящего человека. Супругой любящей и любимой. И таким человеком должен стать Бениньо.
Потом была ночь в «Интрамуросе», небольшом отеле, построенном испанцами еще в прошлом веке и единственном уцелевшем во время нещадных бомбардировок в 1945-м. Волшебной казалось сама обстановка с прохладными мраморными полами, вышитыми вручную скатертями и наволочками, приглушенными лампами, таинственно освещавшими их отражения в старинных зеркалах. И она была готова ко всему. Он, и только он может и должен стать ее мужем! Их свел Господь, в этом не могло быть сомнений. А если это так, то не все ли равно Господу, месяцем раньше или позже свершат они это таинство. Молодые тела рвались навстречу друг другу.
Губы болели от бесконечных поцелуев, в которые они пытались уместить всю накопившуюся в них страсть. В безумных приступах желания, смешанного с внушенными им обоим представлениями о порядочности, Бени через платье целовал ее грудь, втягивая соски сквозь мокнущую материю. На трех ее лучших платьях оставались следы, которые не удавалось ни отстирать, ни разгладить. Он с пугливой настойчивостью гладил ее колени, забираясь все выше. Но, случайно коснувшись скромного кружевного белья, отдергивал руки, чтобы, не разжимая сплетенных поцелуем губ, начать все сначала.
В ту ночь в «Интрамуросе» они почти дошли до конца. Они были вдвоем в прекрасном отеле, где, казалось, духи достойных кортесов благословляют их на любовь страстную и честную. Наполовину раздетые, они исступленно ласкали друг друга, безумно желая и безумно боясь главного, когда она первая сняла трусики и направила его руку туда, в мокрую глубину, и сама, закрыв глаза, пока еще сквозь брюки, стала ласкать его вздыбленный бугорок.
Легкий ветерок заносил в окна обрывки музыки и аромат изысканных угощений. Внизу, в кафе «Луна», шел праздник и кто-то играл чуть печальную мелодию. Ими узнала русский романс «Однозвучно звенит колокольчик», который недавно разучивала в магазине Доминго. Все должно было случиться именно здесь, именно сейчас, в эту пряную красивую ночь.