Он посторонился, полагая, что она направится в поселок.
Мне не хотелось бы далеко уходить. Варвара помотала головой, всматриваясь в темно-кофейную гладь воды.
Тогда, может, перенесем нашу беседу часа на два?
Не исключено, что я здесь и заночую, сказала Вар-. вара.
А вы ночью-то не замерзнете? уже другим голосом, обыденным, домашним, забеспокоился Жан-Филипп.
У меня халат с подогревом, сказала она, накидывая капюшон на мокрые волосы.
И к какому резюме вы пришли?
Варваре захотелось сморщиться, но она автоматически сдержалась. Но тут же сообразила, что
темно, и скривилась:
До резюме ли! Сегодня не было ни одного, даже плохонького миража. То ли они избегают этой бухты, то ли мешают аполины, то ли темно Завтра поплыву в обед.
Она промолчала о том, чего, собственно говоря, добивалась и что возникло так слабенько, так отдаленно, что было опасение принять желаемое за действительное.
Импульс боли, болезни, неблагополучия те самые конвульсивные волны какой-то беды, которая исходит только от раненого или умирающего животного и которые она ощутила возле Золотых ворот. Действительно ли она засекла их?
Скажите, пожалуйста, медленно, словно подчеркивая всю важность вопроса, проговорил Жан-Филипп, какова основная компонента того излучения, которое вы принимаете?
Варвара вскинула голову, так что капюшон упал на спину и с шелестом отключился ведь она ни словом не обмолвилась о своем чутье. Но Жан-Филипп знал и даже не сомневался, что излучение многокомпонентное, и с ним не нужно было лишних слов.
Гравитация, отвечала она кратко и уверенно.
Расположение центра?
На осевой линии между воротами. Расстояние от берега нужно уточнить. Использую тень от островов.
Только в гидрокостюме!
Она безмерно удивилась, что он этого не понимает:
Без костюма меня явно принимают за аполина во всяком случае, пока я в их группе. А это гарантия безопасности. Но вот за кого меня примут в костюме не знаю.
То есть вы полагаете, что гипотетический глубинный центр назовем его хотя бы так обладает анализатором?
И притом дистанционным.
И этот центр не природное образование и не живое существо, а некоторая квазимыслящая система, установленная здесь гуманоидами, построившими саму Пресепторию?
Вряд ли стоит допускать, что сюда прилетали представители двух различных цивилизаций,
Разумно. Но тогда как объяснить тот факт, что наделенный какими-то исполнительными приспособлениями мозг запрограммированный гуманоидами мозг! допустил гибель трех человек?
Варвара зябко поежилась, кутаясь в свой длинный халатик. Длинный и пушистый, как бурнус. Бурнус? Откуда всплыло это слово? «Перебирая шерстинки бурнуса» А, это оттого, что в первую секунду Жан-Филипп померещился ей врубелевским Демоном. Бывает.
Но ассоциация штука безошибочная. Стоит на досуге подумать, почему это вдруг «шерстинки бурнуса».
Я допускаю, взвешивая каждое слово, проговорила она, что не в каждом из нас видят человека. И не всегда.
Как это не всегда? совсем по-стариковски всполошился Жан-Филипп. Вы, голубушка, таксидермист, а не кибернетик, поэтому не отдаете себе отчета, что вычислительная система не может действовать по настроению или капризу!
Он вдруг спохватился и восстановил академический тон:
Гуманное начало вот первый закон, который в той или иеой форме вкладывается в любую систему, обладающую свободой воли. Вы строите модель сложнейшей кибернетической системы, но отказываете в элементарной логике или ей самой, или тем гуманоидам, которые ее программировали. И, несмотря на всю несуразность своих позиций, вы так уверены в себе, что не боитесь противостоять абсолютно всем сотрудникам экспедиционного корпуса Степаниды. Не так ли?
Да, сказала Варвара.
В вашем возрасте и с вашим стажем пребывания на дальних планетах я бы на это не решился.
Варвара смотрела в море, золотящееся вечерними звездами, и толчки глубинного холода не давали ей согреться. И Жан-Филипп, и все остальные их просто не чувствуют, но не в этом суть. Беда в том, что они не допускают источника этого холода.
Да, сказала Варвара, стаж у меня крохотный, всего несколько дней. Да, я попала сюда прямо-таки из-за школьной скамьи, где выучила наиглавнейшее и наигуманнейшее правило дальнепланетчиков: все сотворенное чужим разумом бесценно и неприкосновенно. Но я слишком много имела дела с мертвым зверьем, и для меня существует еще один закон, не менее важный: я в ответе не только за тех, кого приручила, но и за тех, кого приручила не я. И здесь, на Степаниде, эти законы противоречат друг другу.
Если это противоречие искусственно привнести, изрек Жан-Филипп.
Оно самоочевидно. Давным-давно неведомые пришельцы, может быть, и исповедовавшие гуманизм, но только не земной, устроили здесь не то биологический полигон, не то базу отдыха. Натащили с разных планет всевозможного зверья и всех одомашнили. Создали регулирующий центр с целым набором исполнителей. Хозяева отбыли, а программу не выключили. Но десятки тысяч лет одомашненные виды просуществовать не могут, они потихоньку вымирают. Еще бы в них заложен
такой чудовищный комплекс инстинктов, по которому уничтожаются все агрессивные а следовательно, и наиболее активные детеныши. А сейчас положение усложняется еще и тем, что этот вычислительный центр совершенно запутался, решая, к какой категории отнести нас, и от перенапряжения он может такое учинить Нам приносят из леса брошенных детенышей. Не слабых, выпавших из гнезда или норы нет, наиболее сильных и жизнеспособных. Милых и кротких мамаше под брюшко, активных и агрессивных вон из норы. Как удалось заложить в генную память такой принудительный отбор, который перебивает инстинкт материнства? Не знаю. Но садик процветает, очаровашки прыгают, кувыркаются, клянчат подачки. Умильно? Вот мы и умиляемся, вместо того чтобы сесть и разобраться, что же тут происходит.