Однако гром победных донесений ничуть не утешал Пересветова. Он-то хорошо знал, что большевики, накапливают новые силы и в трудных условиях действуют самоотверженно. И потом вот это последнее сообщение провокатора доказывает, что Пресненская районная группа действует. Да и одна ли эта группа?
Раздумья пристава прервал вахмистр.
Громко постучав, он вошел и с важным видом доложил:
Явилась «тринадцатая».
Пересветов поморщился, словно раскусил ягодку клюквы, и сказал недовольно:
Пусти
Но морщился он напрасно рассказ тайной агентки заинтересовал его.
На Смоленском рынке торговка Соловьева, обливаясь потом, спешила распродать свой товар перекупленные у мытищинских огородников ранние огурчики.
Базарные завсегдатаи звали ее по-разному: кто Соловьихой в насмешку за писклявый голос, кто Тарелкой за округлые формы.
Соловьихе осталось продать две небольшие кучки огурцов, поэтому она торопилась, кричала визгливее обычного и переругивалась с соседом стариком, продающим прошлогодние соленые грибы.
Ах, какие хорошенькие огурчики, услышала она голос со стороны, обернулась, чуть не опрокинув кадочку старика, увидела молодую женщину и затараторила, как швейная машинка:
Бери, бери, милая, бери, хорошая, сама садила-сеяла, а уж вкусны да ароматны и сказать нельзя. Ты понюхай, понюхай, дорогая, не стесняйся.
Она совала огурчик под нос покупательницы, глядя на нее своими маленькими, маслянисто блестящими глазками снизу вверх.
Покупательница засмеялась словно в колокольчик позвонила.
Была она молода и стройна, на чистом лице четко вырисовывались черные брови, прямой нос чуточку вздернут, яркие губы складываются аккуратным бантиком, пышная прическа скрыта под большой соломенной шляпкой.
«Брюнетка, подумала Соловьиха, добрая, непременно возьмет».
И о новой энергией принялась расхваливать свой товар.
Вскоре
она уже пересчитывала деньги, полученные от покупательницы.
Ну вот, счастливая, ты меня и ослобонила, сказала Соловьиха, подавая пакет.
Не думаю, Марковна, возразила покупательница. В кои-то веки встретились да так ни с чем и разошлись?
Соловьиха прищурилась.
Да вы никак меня знаете? вкрадчиво спросила она, выставляя левое, ухо чуточку вперед.
А как же, память у меня хорошая.
Покупательница опять засмеялась.
У Соловьихи даже в темени заломило от напряжения.
Извините, барышня, развела она руки, не могу вспомнить, память с дыркой.
А я напомню. Прошу
Вскоре они уже сидели на веранде базарного трактира. Соловьиха попивала холодное, пиво, а ее собеседница, игриво отставив мизинчик, хрустела засохшим от жары слоеным пирожным.
Вот, милая, недаром говорят, что гора с горой А мы вот встретились, сипела Соловьиха. От пива у нее на время пропал голос. Так, значит, это в пятом годе было?
В пятом. В пересыльной тюрьме.
Как же, помню! Соловьиха играла двойным подбородком, стараясь прочистить горло. Тогда я надзирательницей была. А этих заключенных было видимо-невидимо.
Она закашлялась.
Да что это с вами, Марковна? Может, смирновской заказать?
И то верно. С пива-то у меня безголосица.
Один вид маленького графинчика водки подействовал на Соловьиху благотворно кашель как рукой сняло, глазки почти совсем ушли вглубь, пуговка носика порозовела, мокрая прядь жидких волос выбилась из-под платка.
Так ты, значит, Тарасова? вспоминала она, покачивая головой. Ну да, Шурка! Как же, помню, помню тебя, Шурочка. Такая ты тогда жалкая была, болезная. Думала не выживешь. А ты, гляди, как выправилась, что твоя барыня.
Шура подливала из графинчика не спеша, с расстановкой, и это особенно нравилось Соловьихе.
Они вспомнили страшный пятый год, пересыльную тюрьму, до отказа забитую арестантами.
Ты скажи, как ты-то вырвалась?
Шура улыбнулась.
Да мне тогда еще и восемнадцати не было. Схватили, а за что про что и сама не знаю.
Это они могут, протянула Соловьиха, тогда хватали без разбору, топтали все: и лес, и бурьян, и траву палую.
Тогда же меня и выпустили. А вас я так и не увидела больше вы исчезли куда-то.
Соловьиха недовольно махнула рукой.
Ну их к лешему! Еще не хватало живых людей сторожить. Ушла я, милая, по доброй воле. Ушла да еще и плюнула. Вот как!
Она засмеялась хрипло, радуясь тому, что так ловко вышло у нее вранье. На самом деле ее выгнали за кражу денег у арестантов.
Весело взглядывая на Шуру, она рассказала, что недолгое время была кассиром в магазине Максимова, тут на рынке, «да хозяин больно вредный и злой, а сейчас вот овощишками приторговываю, перебиваюсь с хлеба на квас».
Ну, а ты-то как?
Ой, не знаю, Марковна, радость или горе ждет меня, смущенно ответила Шурочка. Замуж собираюсь.
Соловьиха даже поперхнулась от неожиданности, резко повернулась всем телом так, что заскрипел стул, и поставила на стол жирный локоть.
Да что ты! Замуж? Ой, расскажи, милая, уж чего тут скрываться-то. А я до таких дел оч-чень любопытная.
Шура коротко рассказала о женихе кавказец, из дворян, только без больших средств, живет торговлей
У Марковны даже дух захватило во-он что, гляди, и ей что перепадет, коли он торговец.
Да как же это он на тебя позарился? Ты, помню, из бронницких мещан? Шура кивнула. Ну, счастливая, не иначе как за красоту берет.