Северус? с непониманием и даже некоторой обидой позвала Гермиона без его губ и рук ей стало очень одиноко.
Северус! более громко и настойчиво позвала Гермиона. Что-то случилось?
Но вместо ответа ей на живот упала обжигающая капля. Гермиона чуть дернулась от неожиданности и даже задержала дыхание, но уже через мгновение, когда новая жгучая точка ощутилась на бедре, с протяжным стоном выдохнула, наконец-то понимая, что за «наказание» её теперь ожидает за разбитое зелье. С завязанными глазами Гермиона не знала, куда упадет следующая капля, а Северус же делал между ними неравные промежутки. Иногда расплавленный воск падал несколько раз на одно и то же место, и теперь её правый сосок был весь покрыт горячей плёнкой; а временами отстранялся и замирал на бесконечно долгие пять, десять, пятнадцать секунд, заставляя Гермиону сходить с ума от ожидания. В какой-то момент обжигающее прикосновение накрыло один из нежных лепестков, срывая с её губ протяжный стон, в котором смешались и боль, и наслаждение.
А-а-ах не смогла сдержаться мисс Грейнджер. Ты мерзавец, Северус, добавила она срывающимся от страсти голосом. Ты Ты
Закончить фразу она уже не смогла, почувствовав в себе его член, который начал плавно двигаться: сначала медленно и неторопливо, а потом быстрее и ритмичнее, полностью выходя и погружаясь вновь. А воск всё продолжал капать, создавая невероятную квинтэссенцию из страданий и наслаждения. Он был уже на её губах, на лбу и на щеках, особенно на левой. Обжигающие капли всё падали и падали, спускаясь тягучими потеками ей на шею. Но вместо того, чтобы остыть, воск становился лишь горячее. И наступил момент, когда боль полностью перебила наслаждение от секса.
Северус, не надо, мне больно, попросила Гермиона, пытаясь отодвинуть лицо. Прекрати, пожалуйста.
Она была больше не в силах это выносить. Но Снейп не обращал внимания на её страдания и уже просто лил на неё что-то расплавленное и обжигающее, словно раскаленная лава. В какой-то момент стало так больно, что Гермиона сорвалась на крик и открыла глаза сквозь пелену бинтов на этот раз просвечивало светлым.
«Значит, опять день», подумала Гермиона, отмечая, что левый глаз открывается уже намного лучше и даже что-то видит.
В мире
магии чудеса обычное дело, но произошедшее с ней было чудом даже по магическим меркам её левый глаз после того, как практически весь котёл Ликуе Сигниса оказался на лице, да еще и после «помощи» Снейпа, как оказалось, практически не пострадал и даже мог различать свет и тьму. Хотя, какое это имело значение для Гермионы, привязанной к больничной койке, чтобы не срывала бинты, не в силах сопротивляться сводящему с ума зуду заживающей плоти.
Грейнджер не знала, какой сегодня день и сколько уже здесь находится. Известно ей было лишь то, что теперь она навсегда останется такой ожоги после недоваренного Ликуе Сигнис не подлежали исцелению. Максимум, на что способна была колдомедицина в этом случае сделать шрамы менее заметными. Вот только, Снейп запретил отправлять Гермиону в Мунго, а способности колдомедика Хогвартса были хороши, но, в её случае этого было недостаточно. Она прекрасно слышала тот разговор: мадам Помфри настаивала, пытаясь доказать директору, что в полноценной больнице Гермионе смогут хоть как-то помочь, свести к минимуму повреждения, но Снейп сказал жесткое «нет» и покинул Больничное крыло без каких-либо объяснений, даже не проведав пострадавшую. И Гермиона так и лежала в отдельной палате, предоставленная лишь своим мыслям и горькому сожалению о том, что, получив шанс начать всё заново, так бездарно его потратила. Ведь если бы она в то утро не мастурбировала, то её тело не было бы так расслаблено, и она могла и не споткнуться. В конце концов, если бы она не думала тогда об утренних утехах, то отреагировала намного раньше и всё бы обошлось.
«Ну что, доставила себе удовольствие? раз за разом спрашивала себя Гермиона, когда приходила в сознание. Говоришь, ощущения понравились? Один раз попробовать, и всё? Ну, так теперь можешь и не один терять-то всё равно больше нечего. Наслаждайся последствиями!»
Так она и делала: наслаждалась, смотря на мир сквозь бинты и придумывая для себя различные прозвища, одним из которых обязательно нарекут её газетчики, стоит им лишь узнать о происшествии. Гермиона очень хорошо знала как зелье, так и воздействие, которое оно оказывает на кожу на разной стадии готовности, поэтому даже не закрыла глаза и не отвернулась от зеркала, когда мадам Помфри сняла с неё бинты. Грейнджер с каким-то мазохистским интересом рассматривала свое новое лицо, если то, что смотрело из зеркала, можно было назвать таковым. Вся левая сторона словно потекла, черты лица смазались, нижнее веко опустилось, будто оттянутое вниз, брови вообще не было, а уголок рта спекся во что-то коричнево-розовое. И довершали картину бугристые, почти зажившие, шрамы.
Красотка, правда? улыбаясь, спросила Гермиона у мадам Помфри, специально повернувшись к ней изуродованной стороной лица.
Кхм Конечно, красотка, ответила та, пряча глаза. Но от Гермионы не ускользнуло это мимолетное выражение ужаса и отвращения.