Спрашивая, я не надеялся на ответ, но вдруг, в этот раз, дождался его:
Это, брат, от друзей! ответил мне Михаил и, неожиданно, сначала сдержанно, как бы нехотя или боясь наскучить, а потом все легче и свободнее стал рассказывать мне историю своего оленя золотые рога.
Было видно, что ему приятно вспоминать. Он рассказывал чем дальше, тем охотнее и все сильнее переживал при этом: то улыбался добро и открыто, то крепко сжимал в кулак здоровую левую руку.
Конечно, это не был плавный и последовательный, как в книгах, рассказ. Михаил то забегал на несколько лет вперед, то возвращался назад, вспомнив, что упустил нечто важное или смешное.
Много раз, когда нам обоим не спалось, он продолжал свой рассказ, говорил и неустанно сгибал и разгибал при этом свою все более послушную руку.
Особенно подробно он рассказывал о себе, скупее о Коле и Сережке и совсем скупо о других. Но ведь о себе всегда знаешь больше.
Помню еще, что он овладел рукой, заставил ее слушаться себя, как раньше. И сразу же стал бриться. Весь изрезался по первому разу, весь в крови, его ругают, а у него один ответ:
Зато сам!
Как-то при обходе врач сказал Михаилу, что можно уже думать о выписке, о возвращении в часть.
Тут я спохватился: и расставаться жаль, и услышал я еще так мало!
Я ведь еще не знал к тому времени, как и почему олень золотые рога перешел от Михаила к Коле, от Коли к Яночке, от Яночки ж Сережке, а от Сережки обратно к Михаилу. Я не знал и того, где сейчас старые друзья Михаила, живы ли они.
Я задал ему тысячу сто вопросов:
А что потом было с Колей? А где сейчас Яночка? А почему олень снова вернулся к тебе?
Всю последнюю ночь Михаил отвечал мне. Но ночь коротка!
А утром его вызвали на комиссию и вернулся он уже вечером.
Завтра в часть! крикнул он мне с порога. И знаешь еще что?.. На обратном пути я упросил шофера и проехал по всем знакомым местам.
Наш дом чуть нашел перестроили его.
А тюрьмы вовсе нет! Там теперь фабрика! Ткацкая. Кордная. Видишь, как повернулось дело!
И леса нет, куда мы к солдатам бегали. Там теперь дома, улицы.
Утром Михаил сказал мне:
Ну, прощай, Леонид!
И помолчав, добавил:
Сам знаешь, в какое пекло иду Не хочется брать с собой. Не уберегу там. А ты здесь убережешь. На-ка, похрани до меня!
И сунул мне в руку сверток с оленем.
И не вернулся за ним
И вот все
то, что он успел еще рассказать мне.
14
Мишка думает о Коле
Хорошо ветру: просторно, летай куда хочешь!
А Кольке, оказывается, до сих пор трудно. У него простора нет. Он все еще должен таиться в тесноте.
Мишка только что побывал у него в казарме и все теперь понял.
Есть такая загадка: «Без окошек, без дверей полна горница людей».
Это загадка про огурец и про семечки в нем. Так вот, Колина казарма очень похожа на этот огурец: так же набита людьми, как огурец семечками.
Она одноэтажная, деревянная. Стены грязные, окна грязные. В ней нет кроватей, а вместо них такие двухэтажные полочки. Конечно, не такие маленькие полочки, как для мыла или для посуды, а большие во всю стену.
На этих полочках соломенные половички. Их на ночь развертывают и на них спят.
Мишке сказали, что эти полочки называются «нары». Но, наверно, ему неправильно сказали. Это скорее не нары, а норы, потому что если забраться на них и доползти до самой стенки и там затаиться, так никто и никогда не найдет. Ведь у самой стенки темно, как в норе.
Вот там у стенки и прячется Коля в те дни, когда прапорщик Маевский дежурит по казарме.
Но ведь надоедает все время прятаться. И потом из казармы никуда не выйдешь без спросу, а должен все сидеть в ней, словно арестант.
А Коле приходится все это терпеть.
И виноваты в этом двое: Маевский и старый черт. Ух, как Мишка не любит их.
Старый черт для всех вредный, даже для тети. То так он все ходил к ней пироги ел. Но вот тетя взяла и захворала. Так он заглянет на минуту, спросит: «Опять лежишь, гнилая колода?» и поскорее обратно.
А теперь даже не заглядывает, потому что тетя все лежит и лежит.
Сережка колет дрова для тети
Тогда она попросила Мишку, чтобы он позвал Сережку. И стала мириться с Сережкой. До этого он был для нее «Сережка-арестант» да «Сережка-хулиган». А теперь все «Сереженька» да «Сереженька». Просто противно слушать.
Но Сережка взялся колоть: ему нужны деньги. А Мишку поставил помощником складывать поленницу.
Расколол полен двенадцать, посмотрел вокруг, вздохнул и говорит Мишке:
Ох, работы-то еще! Нисколько не убыло!
А тринадцатое полено опилено криво-косо. Его даже поставить трудно, не то что расколоть!
Не падай, черт! рассердился Сережка. Я тебе покажу, старому черту!
Кое-как установил, размахнулся что есть силы Тюк!.. Полено разлетелось надвое. А Мишка захохотал: он тоже представил, будто бьют не по полену, а по старому черту.
Получил? спрашивает Сережка. А сам уже устанавливает другое полено:
Мало тебе? Еще захотел?
И снова тюк! И это разлетелось. И Мишка опять хохочет.
Так и третье, и четвертое. А потом установил сразу шесть полен да как пошел по ним топором
Мишка радуется, хохочет, не успевает складывать.
А из окон удивляются на Сережку: