не решаюсь оторвать руки от лица. Мне чудилось: открою глаза, а женщина в белом совсем близко. И этот непонятный огонь, который померещился мне, чей он? Кто его зажег? Может, лучше вскочить и бежать все равно куда, только подальше от Алтын-тепе? Я осторожно посмотрел сквозь пальцы: никакой женщины в белом не было, но огонек по-прежнему маячил вдали. Когда ветер утихал, огонек казался более ярким. Он то вспыхивал ярче и выше, то гас. Хотя мне казалось странным, что огонек то вспыхивает, то гаснет, тем не менее я понял, что это настоящий огонь, а не кажущийся. Собственно, какая разница, что это за огонь? Если горит огонь, значит, там люди. Мне сразу стало легче. Подойду, скажу, что заблудился. Я решил пойти в ту сторону, где виднелся огонь. Но тут вспомнил слова дедушки: "Говорят, ночью никогда не иди на огонь, днем на дым. Ночью огонь виден очень издалека" и заколебался. Но вместе с тем я понял, что и в крепости оставаться не могу. Уж лучше идти куда угодно, чем оставаться в этой крепости, быть засыпанным песком или встретиться с хозяйкой Алтын-тепе.
Я двинулся в путь. Вокруг была темнота, но я старался все время смотреть на огонек. Когда пламя вспыхивало, я двигался вперед, когда оно гасло, я в страхе останавливался. Дороги не было видно, не попадалось никаких кустиков. Один песок вокруг. "Только бы не пропал огонек!" твердил я про себя. Пламя становилось все ярче и ярче. "Надо поскорее добраться! торопил я себя. Бегите, ноги, бегите!" И вдруг я почувствовал, что куда-то лечу. В глазах потемнело. Я испугался, не сломалась ли опять моя нога. Представил себе пахнущую лекарствами больницу, бородатую медсестру и себя, лежащего с забинтованной ногой. Потрогал ногу целая. Подвигал ею ничего, можно идти дальше. Только куда это я провалился? Я ощупал все кругом и понял, что сижу в канаве. Я обругал того, кто вырыл канаву. Настоящая траншея! И зачем только она ему понадобилась в пустыне? Я видел в кино, что на фронте рыли такие траншеи. Но там в них прятались от пуль и снарядов. А здесь зачем? И вдруг я сообразил, что это вовсе не траншея, а та самая нора, которую я разрыл, разыскивая крольчиху. Ну конечно же, та нора! А огонь виднелся от нашего шалаша. Я не знаю, как прошел остаток пути. Знаю только, что кинулся в объятия мамы. Она дала мне воды:
Пей, сыночек, пей. Пей, золотой мой, наверно, ты напугался. Пей, остуди свое сердце.
Только теперь я почувствовал, как хочу пить. Я напился, и мне сразу стало легче. Слезы радости покатились из глаз. Я увидел огромную головешку, все еще продолжавшую гореть неподалеку. Ничего спрашивать не надо. И так все было ясно. Оказывается, мама обмотала палку тряпкой, сунула в солярку, подожгла и размахивала ею все время, пока я не нашелся. А вспыхивала и гасла она потому, что столб пыли временами заслонял пламя. Это дедушка велел ей так делать: "Ты беспрерывно размахивай палкой. Огонь будет виден издалека. Если Базарджан заблудился, он увидит огонь и пойдет на него". Так дедушка велел маме, а сам сел на ишака и отправился искать меня.
Потом мы с мамой стали поочередно размахивать горящей палкой, показывая путь дедушке. Временами я, приложив ладони рупором ко рту, кричал изо всех сил. Но уже близилась полночь, а дедушки все не было. Я устал и уснул. А мама так и не ложилась спать. На рассвете я проснулся от ее голоса:
Ах, наверно, он вместе со своим ишаком упал в канал! Иначе к этому времени должен был бы вернуться! причитала она, расхаживая вокруг шалаша. Я посмотрел по сторонам. Словно я не дома ночевал, а где-то в чужих краях. Ничего вокруг не узнать. Ветер за одну ночь переселил наш шалаш. В ведрах с водой полно песка. Посуды не видать, все засыпано песком. Кошмы, которыми был устлан шалаш, тоже засыпаны толстым слоем песка. Валяются в грядках сорванные ветром дыни Стебли арбузов перепутались. Стога колючки, сложенные возле огорода, будто кто-то унес. Зато появились новые барханы. Они были похожи на улегшихся верблюдов.
Я удивился силе ветра. И еще вспомнил, как рассказывала учительница Шекер, что когда-то Алтын-тепе был городом и его засыпало песком. Теперь я поверил в это.
Но мама словно не замечала беспорядка, который натворила песчаная буря. Она ходила из стороны в сторону, разговаривая сама с собой.
Ах, меня надо казнить, зачем я его отпустила! Старенький он, и глаза у него слабые. Наверно, доехал до канала и угодил туда. Вода угнала его
Я вспомнил, рассказывали в ауле: у одного человека как-то верблюд подошел к краю канала, чтобы напиться, поскользнулся и упал в воду. Через несколько дней у водораздела нашли труп этого несчастного верблюда
Мне было жаль маму. Но я не знал, как ей помочь. Как искать дедушку? Сбегать в аул? Но это далеко. До полудня не добегу, да и мама
не отпустит. А кто может нам помочь здесь, в пустыне?..
Я уже хотел попросить маму, чтобы отпустила меня. Добегу до аула, позову людей искать дедушку. На счастье, вдруг показался самосвал. Это ехал шофер Ораты. Он часто приезжал к нам на бахчу. Сначала за огурцами, потом за дынями для людей из папиной бригады. Мама обрадовалась, словно увидела родственника: