Итак, мы будем говорить о дрейфе материков, об идее мобилизма, ставшей сегодня, по мнению большинства учёных, доминирующей в изучении природных процессов, сформировавших нынешний лик нашей с вами родной планеты Земли.
Уважая своего читателя, почитая его достаточно осведомлённым в научной проблематике (другой читатель на книги подобного рода времени тратить не будет), я не стану подробно расписывать общепринятые истины, что проблемы столь глобального масштаба имеют огромное значение для теории, для мировоззрения, для практики: поиска полезных ископаемых, запасы которых, что также хорошо известно, постепенно истощаются.
Да и вообще, не хотелось бы мне в традициях ярмарочного зазывалы заранее расхваливать и возвышать тему, за которую взялся. Мне же самому уже одним она представляется бесспорно интересной: у человека, пытающегося понять мир, в котором живёт, и себя в этом мире, не может не вызвать любопытства, что было раньше на месте того куска суши, где находится его дом, тех морей, по которым он ходит на судне. Ему важно знать, как выглядела прежде наша третья планета Солнечной системы и какие перемены ей ещё предстоит пережить.
Наконец, последнее. Заканчивая вступительную главу, хочу в старой доброй традиции научных трактатов от души поблагодарить всех учёных, чьи труды и чья помощь позволили автору, не будучи специалистом в космогонии, геофизике, геологии, океанографии, палеомагнитологии, палеоботанике, палеозоологии, палеоклиматологии, кое-что понять и постигнуть в сложнейших этих науках.
Особая же моя благодарность рецензентам, чьи имена по недавно принятому правилу стоят на обороте титульного листа: членам-корреспондентам Академии наук СССР Петру Николаевичу Кропоткину, Виктору Ефимовичу Хаину и доктору физико-математических наук Олегу Георгиевичу Сорохтину. Кропоткин с первых шагов благословил замысел сего труда, на протяжении всего пути был моим постоянным советчиком, строгим, но доброжелательным критиком. Сорохтин, прочитав первый вариант моей рукописи, набросал на её полях не только замечания, но и то, что сам он назвал «соображениями по ходу». Очень ценные замечания и поправки Сорохтина привели к рождению на свет второго варианта книги, который и предлагается вниманию читателя. А вот «соображения по ходу» я счёл себя обязанным включить в текст, естественно, не присваивая
читатель, нравится такая формулировка? Мне поначалу совсем не понравилась. Что значит «ввёл в науку»? Первым высказал? Нет, тут приоритет явно не за Вегенером. Многие учёные так или иначе утверждали до него (и подчас задолго), что материки перемещаются по поверхности планеты.
Может быть, Вегенер поставил какой-то особо изящный эксперимент, который стал надёжным подтверждением идеи дрефа? Нет, никаких экспериментов он не ставил.
Тогда, возможно, он сумел провести какие-то необычные измерения, ставшие весомыми аргументами в пользу мобилизма? И этого не было.
Ну, может быть, он, осмыслив известные факты с помощью тогдашних достижений физики, оснастил теорию математическим аппаратом и совершил одно из тех знаменитых «открытий на кончике пера», которыми богата новейшая история познания? Тоже нет.
И тем не менее утверждение о том, что гипотеза дрейфа материков связана с именем Альфреда Вегенера или, тем паче, что её ввёл в науку не кто другой, как Альфред Вегенер, совершенно справедливо. Более того, оно вполне точно точнее не скажешь.
Потому, например, японские геофизики X. Такеучи, С. Уеда, X. Канамори, написавшие интереснейшую работу о современном мобилизме «Движутся ли материки?», не сочли даже нужным помянуть, что у Вегенера были предшественники.
А Любовь Кузнецова, автор книги «Куда плывут материки?», рассказывающей о жизни Альфреда Вегенера, где сообщаются многие весьма ценные для нас детали его биографии, назвав имена двух учёных, высказавших прежде Вегенера идею мобилизма, пишет: «Но это были тихие голоса. Вегенер первый громко заявил о горизонтальном движении материков».
Вы когда-нибудь слыхали, что в науке бывают громкие и тихие голоса? И чем же, интересно, измеряется их различие, в каких единицах? Можно придумать ещё немало колкостей по поводу этой странной дифференциации. И тем не менее с Любовью Кузнецовой трудно не согласиться. Более того, если попытаться коротко обозначить разницу между Вегенером и его предшественниками, то такое деление на «тихие» и «громкие» голоса в общем и целом подойдёт.
Представляется эта ситуация примерно так. Приходит на некое высоконаучное собрание некий учёный и обращается к коллегам с нижайшей просьбой выслушать и оценить некие соображения, пришедшие ему в голову. Коллеги выслушивают, а потом произносят вежливые округлые фразы, оснащённые латинскими терминами. А суть этих фраз в переводе на общечеловеческий язык очень проста: сообщённое докладчиком Имярек сущая ерунда, чушь, муть, бред. И удручённый Имярек потом наедине с собой в одних случаях решает, что коллеги, по всей видимости, всё же правы (а для этого печального вывода есть серьёзнейшие основания), в других останется при своём мнении, но учтёт опасность дальнейшего упорства (ещё чего доброго за умом помрачившегося сочтут), а в-третьих, попросту махнув на идею дрейфа рукой (мало ли существует более ясных проблем? и без этой проживу), но так или иначе решает в дальнейшем не касаться столь «скользкой» темы.