На лицевой панели телевизора рядом с экраном располагался небольшой циферблат наподобие часового с рукояткой-«барашком» в центре. Она вращалась не плавно, а фиксированно, с гулким щелканьем, стопорясь на делениях циферблата. Это и были попадания на диапазоны радиоволн, из которых два рабочих, остальные пресловутый БШ.
Ну и вот отсюда анекдот.
Мужик включает первую программу там выступает Брежнев. Мямлит долгую ненужную речь, страдая дефектами дикции. Мужик ругается, переключается на вторую, там опять Брежнев с унылым бормотанием Мужик матерится пуще прежнего, начинает щелкать верньером просто так, на авось на одном из каналов вдруг возникает суровый сотрудник КГБ в темном костюме, темном галстуке. И грозит пальцем:
Я тебе покручу!..
Впрочем, это все присказка. А вот настоящий рассказ о том телевидении впереди.
Пока супруги завороженно смотрели и слушали Сенкевича, я вздумал нанести еще один удар по амбициям жениха-банкрота.
Алиса, мне тебе надо кое-что сказать наедине, можем выйти? обратился я к девушке.
Конечно, охотно подхватилась она. Идем.
Мы вас оставим ненадолго, с едкой любезностью сказал я художнику.
Алиса завела меня в комнату, где обретался Макс это оказался смешной бесхвостый мопс на кривых коротких лапках. Он завертел обрубком хвоста, даже что-то проворчал, а в целом отнесся к нам позитивно.
Алиса улыбнулась:
Ты все понял, как видно?
Конечно, улыбнулся и я. Твой папа тот еще психолог И я правильно понял: ты сама не в восторге от этого Дон Жуана?
Ах, Василий, вздохнула она по-взрослому. Она вообще была воспитана какой-то очень повзрослевшей. Ну вот ты взгляни на него женскими глазами. Это похоже на мужчину? Вообрази, что с тобой рядом такой такая петрушка. Не знаю, может, есть женщины со странным вкусом, но не я.
Понимаю, солидно кивнул я. Ладно, идем?
Подождем немного, она тонко улыбнулась.
Я тоже ухмыльнулся в ответ: пусть фантазия Петра Геннадьевича поработает И минут десять мы премило поболтали ни о чем.
Идем? повторил я.
Теперь идем.
И мы вернулись в зал.
Обстановка там как-то изменилась, но я с первого взгляда не понял. Вроде бы все так же:
супруги сидят перед телевизором, «петрушка» за столом А со второго взгляда дошло: водки в графинчике осталось разве что на донышке. Отверженный ловелас с обиды сильно «накидался», и держать себя ему приходилось с трудом. А вот слова свои он уже не контролировал:
А, это вы кое-как проворочал он языком. Пообщались, стало быть? Видимо, это в вашем духе, Елизавета Константиновна, да?
Он особенно подчеркнул «Елизавету».
Что именно? очень спокойно спросила Алиса.
Уединяться со всякими типами! сардонически возвысил голос он. Продаваться им!
Я не поверил своим ушам. Алиса окаменела. Константин Валентинович начал грозно поворачиваться в кресле. Что произошло в душе Нины Григорьевны, я распознать не успел.
Так, сказал я ледяным тоном. Надеюсь, вы понимаете, что после этих слов находиться в порядочном обществе вам невозможно?
И что? нагло и пьяно переспросил он.
А вот это.
Я схватил его за замшевый воротник, дернул так, что стул с грохотом упал на паркет, Макс неистово заголосил в прихожей, а что сделалось с пугливой Ниной Григорьевной, не знаю.
Щуплый организм даже с добавкой пиджака, штанов и прочей требухи вряд ли превышал килограмм шестьдесят. Я легко волок тело по паркету, не давая ему возможности обрести равновесие, отчего Петр Геннадьевич ногами отчаянно выкидывал коленца, отдаленно схожие с пляской вприсядку, а руками пытался ухватиться за углы, за ручки дверей Успеха это не имело. Стремительное извержение живописца из квартиры под злорадный лай Макса чуть притормозилось у выхода, пока я одной рукой отпирал замок. Отпер, рывком развернул страдальца тылом к себе и резким толчком ноги, как из катапульты отправил в полет в сторону противоположной двери, куда он врезался, как спутник в плотные слои атмосферы. Что сталось с жильцами за той дверью, неизвестно.
Вслед портретисту полетели черные лакированные штиблеты, сиротливо оставленные у порога.
Не вздумай сунуться назад, говно! предупредил я. Загремишь с лестницы.
Захлопнул дверь и подмигнул мопсу:
Что, Макс? Справедливость торжествует?
Гафф! одобрительно брехнул пес.
Изумленный Константин Валентинович возник в прихожей. Макс что-то проворчал, по-своему докладывая хозяину о происшествии.
Я махнул рукой на дверь:
Вышел. В открытый космос. Сказал ему, чтобы на орбиту не возвращался.
Но тут в дверь бешено забарабанили Петр Геннадьевич, похоже не внял моим указаниям.
Нет, ну бывают же такие бестолковые! возмутился я и пошел отпирать.
Воинственно-взъерошенный художник предстал передо мной в носках. Башмаки так и валялись на площадке. Судя по всему, он вознамерился произнести много чего горького и гневного, но я, конечно, не дал ему и рта раскрыть.
Конец ознакомительного фрагмента.Купить и читать книгу
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.