Откуда ты? заговорила она с ним на русском, широко улыбаясь и натягивая красные пухлые губы. Не смотри на меня так! Я наших везде узна́ю! Сидишь тут один, как беженец, и боишься пошевелиться!
Я Петербург, только ответил он и слегка приветственно улыбнулся.
Он не смотрел на нее долго и уж тем более пристально. Только когда отвечал. А после его взгляд тут же возвращался к пальцам, которые обвивали кружку. Марк по-всякому крутил ее, рассматривая таявшую пену.
Обалдеть! Я же тоже питерская! вскрикнула она, еще больше открывая рот и придвигаясь ближе к Марку, чтобы перекричать музыку и шумевшую позади компанию фермеров. Меня зовут Алиса! А тебе говорили когда-нибудь, что ты похож на Мэттью Макконахи? Я сначала чуть не упала, когда увидела тебя!
Действительно, как только она открывала рот и начинала говорить, вся ее прежняя благородность и умение подать себя трещали по швам. Быть может, Алиса просто была пьяна, и потому уже не могла подыгрывать сама себе, изображая девушку из высшего общества. Быть может, она была в Ирландии совсем одна, и все, что происходило в Ирландии, оставалось в Ирландии. Не прошло и получаса с начала их беседы о всяком, как Алиса начала оказывать Марку явные знаки внимания. Она попросила проводить ее до отеля, что находился в нескольких кварталах отсюда.
Я ни на что не намекаю смеялась она, закатывая глаза. Просто здесь так много пьяных ребят и фермеров, снующих туда-сюда, а я такая красивая. Поздно уже
Он внимательно посмотрел на Алису, но теперь уже не отводя взгляда. Ее опьяненные глаза сверкали не то от пива, не то от мужчины, сидевшего рядом. Она была красива и так доступна. Марку стоило только выйти с ней из бара под руку, и эта же рука после оказалась бы у нее под юбкой.
Я приехал сюда к девушке, немного подумав, вдруг серьезно ответил он.
Он и впрямь вспомнил о Марине и видел ее лицо перед собой, как сейчас видел лицо Алисы. Ее чистота, невинность и порою незрелость и ребячество, прежде раздражающие его, вдруг стали ее достоинствами. Марина была где-то рядом. Даже ближе, чем Алиса. Марина была внутри. Что-то перевернулось в груди Марка. Он понял, как не хотел сидеть рядом с этой девушкой и как оскорбляла она Марину одним только присутствием рядом с ним и широко открытым ртом, из которого то и дело вылетали двусмысленные фразочки и намеки. Он не хотел быть с другой женщиной. По крайней мере, сейчас. Пока помнил запах тех рыжих волос, пока помнил вкус тех слез на тонких девичьих, почти детских губах. Марк также вспомнил, что был первым мужчиной Марины, и подумал, как низко было с его стороны бежать от ответственности.
Но следующие воспоминания последних дней ворвались в поток его мыслей и рассуждений. Марина была лгуньей. Быть может, даже убийцей. Быть может, совсем как эта Алиса. Быть может, Алису вовсе звали не Алисой, и это имя было придумано ею лишь для Ирландии и ирландских грешков, которые она собиралась совершить. Быть может, в Петербурге ее ждал муж или возлюбленный, и в действительности по возвращении в Петербург она станет совсем другим человеком, оставив Алису позади. Как и все грехи, записанные на это имя. Так и с Мариной. Быть может, Мариной она была лишь с Марком, а здесь, в Ирландии, он найдет абсолютно другого человека, не знакомого ему. Этого-то он и боялся.
От этих мыслей, бегущих друг за другом в его голове, Марку совсем поплохело. Он опомнился только тогда, когда девушка вдруг коснулась его бедра, положив на него свою ладонь. Алиса сжала пальцы, подбираясь все ближе к его причинному месту, которое до сих пор оставалось спокойным.
Вы глухая? Я же сказал, что мне это неинтересно, вдруг выпалил Аристов грубо и с отвращением, но не убрав при этом
ее руку.
Хам, Алиса сама отдернула руку, схватила брендовую сумочку и, не оплатив свои напитки, вышла из бара.
Так Марк влетел еще на двадцатку: бармен не отпускал его, как бы он ни пытался объяснить жестами, что та девушка была не с ним. Досада совсем овладела опером, и он на целый оставшийся вечер возненавидел и Марину, и Алису, и Ирландию, и бородатых барменов, и пьяных фермеров, и замки, и музеи, пока случайно не забрел на одну из площадей вечернего Лимерика.
Марк увидел тесную толпу, обступившую кольцом одно из зданий. По-видимому, зеваки за кем-то наблюдали. От нечего делать Марк решил подойти поближе. Толпа становилась все громче. Как и музыка, источник которой был заключен в кольцо этой самой толпой.
Наконец, он смог узнать и скрипку, и бубенцы. Остальные инструменты оставались тайными. Марк не разбирался в музыке. Пробираясь сквозь толпу и поднимаясь на носочки (Марк был не выше ста восьмидесяти сантиметров), он узнал и ирландский степ. Танцующих было немного. Максимум два. Быть может, даже один человек, но с очень сильными ногами и громкой обувью. Так Марк решил, когда посчитал количество ударов каблуков об асфальт. Каково же было его удивление, когда его глаза насчитали целых пять парнишек и одну девушку! Настолько ловкими были их ноги, что звук становился одним целым. Никто из танцующих даже не был близок к тому, чтобы сфальшивить, оступиться или коснуться каблуком земли раньше, чем его сосед.