«Cruising», и врубил полную громкость.
Hej, Прусак. Привет, Мышка.
Блеррппп, сказала Мышка и слегка оплевалась, потому что у нее разошлась верхняя губа.
Привет, Ярек, сказал Прусак. В шулю идешь?
В нее. А ты нет?
Нет. Слышал небось? Прусак указал рукой в сторону Манёвки и, более широко, на север. Хрен их знает, что из этого получится. Война, брат, на всю катушку.
Факт, ответил я. Говорят, силу силой выбивают. Whos fighting whom?
Keine Ahnung. Какая разница? Не оставлять же Мышку одну, а?
На третьем этаже дома из раскрытых балконных дверей несся рев, визг, звуки ударов и пискливый плач.
Новаковский, пояснил Прусак, следуя за моим взглядом. Жену колотит, потому как она записалась в Свидетели Иеговы.
«Не будет у тебя других богов пред лицем Моим», проговорил я, покачав головой.
Чего-чего?
Уррппп, сказала Мышка, сморщив мордашку и прикрыв один глаз, что у Мышки означало улыбку. Я слегка поворошил ее волосики, реденькие и светлые.
Со стороны Манёвки послышались взрывы и лай автоматов.
Пойду, сказал Прусак. Еще надо кухонное окно полосками заклеить, а то, глядишь, снова шипка вылетит. Вуе, Ярек.
Вуе. Бывай, Мышка.
Бирррп, пискнула Мышка и брызнула слюной.
Мышку красавицей не назовешь. Но все любят Мышку.
Я тоже. Мышке шесть лет. Ей никогда не будет шестнадцать. Чернобыль, верно догадались. Мать Прусака и Мышки сейчас лежит в роддоме. Всех нас интересует, что у нее родится. Оч-чень интересует.
Кошка гулящая! рычал наверху Новаковский. Жидовская морда! Я у тебя вышибу из башки этот идиотизм, обезьяна рыжая!
Я включил плеер и побежал дальше.
Был открыт также книжный магазин «Арена», принадлежащий моему знакомому, Томеку Годореку.
Я частенько заглядывал к Томеку, покупал из-под прилавка разную контрабанду, самиздаты и литературу, запрещенную Курией. Кроме книжного бизнеса, Томек Годорек занимался изданием пользующегося спросом ежемесячника «Кутила», местной мутации «Плейбоя».
Томек стоял перед магазином и смывал растворителем намалеванную на витрине надпись: «ВЗДЕРНЕМ, ЖИДОВСКАЯ МОРДА».
Сервус, Томек.
Сальве, Ярек. Come inside! Есть «Мастер и Маргарита» издательства «Север» и «Blechtrommel» Грасса.
У меня есть и то, и другое. Старые издания. Отец спрятал, когда сжигали. Салман Рушди есть?
Будет через две недели. Отложить?
Само собой. Ну привет. Спешу в школу.
Сегодня аусгерехнет? Томек указал в сторону Манёвки, откуда слышалась все более интенсивная стрелянина. Плюнь на школу и возвращайся домой, sonny boy . Inter arma silent Musae.
Audaces fortuna iuvat , неуверенно ответил я.
Your business . Томек вынул из кармана чистую тряпку, поплевал на нее и протер стекло до блеска. Вуе.
Вуе.
Перед «Гладиусом», квартирой Масонской ложи, рядом с памятником Марии Конопницкой стоял полицейский броневик с установленным на башенке М-60.
На цоколе памятника светилась намалеванная красной краской надпись: UNSERE SZKAPA , а немного пониже:
И налетел прямо на белокрестов.
Их было человек двадцать, все стрижены наголо, в кожаных куртках, оливковых теннисках, мешковатых брюках moro или woodland camo и тяжелых десантных ботинках. Человек пять, вооруженные «узи» и уворованными полицейскими «хекеркохерами», сторожили мотоциклы. Один выводил звезду Давида на стекле витрины бутика Малгоськи Замойской, другой, стоявший посередине улицы, держал на плече музцентр марки «Шарп» и дергался в ритме «Saviour», хита группы «Megadeth» из альбома «Lost in the Vagina» . И песенка, и запись были запрещены Курией.
Остальные белокресты были заняты вешанием субъекта в лиловой рубашке. Субъект в лиловой рубашке выл, вырывался, дергал связанными за спиной руками, а белокресты колотили его куда попало и волокли к каштану, на ветке которого уже болталась элегантная петля из телефонного провода. На тротуаре лежал пластиковый мешок в красно-синюю полоску. Рядом валялись разноцветные блузки, леггинсы, свитеры, многочисленные упаковки колготок, видеокассеты и видеоплеер « Панасоник».