Но
ШЕСТ, Я УСТАЛА! Я встала с матраса, подхватила его под локоть и потащила к выходу. Если Лукас еще не спит, скажи ему, что завтра мне нужно с ним поговорить. Это важно. Очень важно. Шест хотел было запротестовать, но я вытолкала его в коридор. Слушай, если хочешь сидеть без сна и переживать из-за вампирских рейдов, можешь попереживать за нас обоих. Я собираюсь поспать, пока еще есть время. Разбуди меня на рассвете, ладно? И, пока он не успел сказать еще что-то, я захлопнула дверь перед его лицом.
Упав на матрас, я повернулась к стене и закрыла глаза. То, что рассказал Шест, звучало тревожно, но я уже усвоила, что волноваться из-за того, чего не можешь изменить, бессмысленно и лишь мешает спать. Завтра я поговорю с Лукасом, расскажу об обнаруженном мной тайнике с едой, и он убедит остальных пойти туда. До локдауна, разумеется. Вместе мы, наверное, вычистим подвал в два-три захода, и о надвигающейся зиме можно не беспокоиться. Крыс урод и задира, но он в моей команде и мы друг за другом приглядываем. К тому же на то, чтобы опустошить подвал в одиночку, уйдет целая вечность, а я не хотела торчать на развалинах дольше необходимого.
С таким планом в голове я прогнала прочь все воспоминания о прошедшей ночи о бешеных, о погоне, о вампире в туннеле и отчалила в небытие.
Глава 4
Я вскарабкалась на ветхую, пахнущую пылью и скисшим молоком кровать, залезла к маме под бок. На коленях у мамы лежала книжка, по страницам прыгали веселые яркие звери. Я слушала, как она читает мне мягким, успокаивающим голосом, тонкие руки переворачивали страницы, словно сделанные из бабочкиных крыльев. Только лица ее я не видела. Все было размыто, точно за залитым дождем стеклом. Но я знала, что мама улыбается мне, и от этого было тепло и уютно.
Знания это важно, терпеливо объясняла она уже подросшей мне за кухонным столом. Передо мной лежал лист бумаги, исчерканный неряшливыми каракулями. Слова делают нас теми, кто мы есть, продолжала она, пока я пыталась сделать так, чтобы мои закорючки стали похожи на ее изящный почерк. Мы должны оберегать свои знания и при любой возможности передавать их. Если когда-нибудь наше общество возродится, мы должны научить остальных оставаться людьми.
Кухня растаяла, утекла, словно вода по стене, и превратилась во что-то иное.
Мама, прошептала я, сидя рядом с ней на кровати, наблюдая, как медленно поднимается и опадает ее грудь под тонким одеялом. Мама, я принесла тебе супу. Попробуй его съесть, хорошо?
Расплывчатое белое пятно, окруженное длинными черными волосами, слабо дрогнуло. Я не видела ее лица, но знала, что оно где-то там, внутри этой темноты.
Мне нездоровится, Эллисон, едва слышно прошептала она. Ты не почитаешь мне?
Все та же улыбка, хотя ее лицо оставалось размытым и нечетким. Почему я не могла ее разглядеть? Почему не могла ее вспомнить?
Мама, снова сказала я, вставая, чувствуя, как смыкаются тени. Нам надо идти. Они уже близко.
А это аист, прошептала мама, отдаляясь от меня. Я вскрикнула и потянулась к ней, но она ускользала прочь, в темноту. Б это боль.
Что-то оглушительно стукнуло в дверь. ***
Меня выдернуло из сна, дверь комнаты продолжала
сотрясаться от ударов. С колотящимся сердцем я вскочила и уставилась на нее. Я и так спала чутко, у меня гиперчувствительность к звукам шагов и незваным гостям, так что от первого удара я едва не подскочила до потолка. На четвертом ударе я уже распахнула дверь Лукас как раз заносил кулак, чтобы стукнуть снова.
Лукас изумленно уставился на меня. Он был смуглый, мускулистый, со здоровенными ручищами и странно детским лицом, если не считать густых, серьезных бровей. Когда я только присоединилась к банде, Лукас внушал мне трепет: уже в двенадцать лет он был влиятельной, авторитетной фигурой. Со временем страх перед Лукасом прошел, но уважение осталось. Когда наш старый главарь ввел продуктовый налог долю от всего, что нам удавалось добыть, Лукас избил его до потери пульса и занял его место. С тех пор его лидерство не оспаривал никто. Он был неизменно справедлив, во главу угла ставил выживание, а чувствам воли не давал. Как и мне, ему приходилось видеть, как члены нашей банды умирают от голода, холода, болезней, ран или просто бесследно исчезают. Никто не должен за свою жизнь терять столько «друзей», сколько потеряли мы. Иногда Лукасу приходилось принимать тяжелые непопулярные решения, и я не завидовала его положению, но все, что он делал, он делал ради того, чтобы мы оставались в живых.
Особенно теперь, когда банда стала совсем маленькой. Меньше людей значит меньше голодных ртов, но также это значит меньше рук, чтобы добывать еду и защищаться от вражеских банд, если те посягнут на нашу территорию. Нас было всего четверо я, Крыс, Лукас и Шест для защиты от банды Кайла. Если тот решит от нас избавиться, этого было недостаточно, и Лукас это понимал.
Последнее время Лукас меня смущал. Мы всегда дружили, но за последний год его интерес ко мне принял иную окраску. Возможно, потому что я была единственной девчонкой в банде, возможно, по каким-то другим причинам я этого не знала и спрашивать не собиралась. Прошлым летом мы поцеловались, я сделала это по большей части из любопытства, но Лукас захотел большего, а я не была уверена, что готова. Он не стал упорствовать, когда я его остановила и сказала, что мне нужно время обо всем подумать, но теперь случившееся висело над нами, как незаконченное дело, как огромная каменная плита. Не то чтобы Лукас был уродливым или несексуальным я просто не знала, хочу ли я вообще вот так с кем-либо сближаться. Что, если он исчезнет, как исчезли столь многие до него? Тогда будет гораздо больнее.