В это время Лидия Ивановна, хозяйка, молча, с явным неодобрением посмотрев на производителя и экспертов-самоучек, грузно встала, исчезла в пристройке и появилась с тарелочкой, на которой сиротливо лежали зелёные мочёные помидоры. Это было неожиданно и нелогично, и смещало вектор романтики в сторону пьянства. Чтобы вернуть этот вектор в нужную сторону, я не нашёл ничего лучшего, как рассказать о наших планах посещения Хмелевской церкви. Старики слушали, как будто сомнительно качали головами, потом Николай Модестович сказал: «Да вы не проедете, всё ведь перекопали, а дальней дорогой заплутаете, а я ведь и не объясню.» «Мы поспрашиваем по дороге», предположил Шорин. «Нет там никого, да и не знает никто», загадочно проговорил старик. Борис ошарашенно смотрел то на одного, то на другого, протянул руку, но увидев пустую рюмку, махнул рукой и поднялся, увлекая меня решительным выражением лица. Уже уходя, он обернулся к удивлённым до крайности хозяевам: «Спасибо за вкусный вечер, пойдём мы, вставать рано, не наловились ещё!» По дороге задумчиво пробормотал: «Советуют, советуют, всё равно поедем Давай, что ли чайку попьём.» Встали чуть позже обычного. Завтрак стандарт: яичница, бутерброды с Краковской, масло, чай. На центральной площади, куда нам ехать две минуты по деревенской, иначе не назовёшь, улице, никого не было, и продуктовый магазин, где размещался местный бар с бочковым Жигулёвским пивом, и хозяйственный с банками, склянками, вёдрами и лопатами были закрыты. Решили ехать влево по единственной асфальтированной улице и искать съезды опять же налево. Две попытки привели в тупики, из которых мы еле-еле выбрались, с трудом развернувшись под аккомпанемент собачьего лая и куриного кудахтанья. Третий поворот показался нам уж больно подозрительным, такой он был колдобистый, что пришлось отказаться,
и может быть, зря, так как других «перспективных» путей не было, а центральная улица перешла плавно в просёлочную дорогу, которая петляла, постоянно сужаясь и превращаясь в ухабистую широкую тропу. После десятиминутной тряски я не выдержал и, найдя удобное для разворота место, остановился и посмотрел на Бориса. Он был явно раздражён и, почесав за ухом, сказал: «Ну и правильно, с воды зайдём, поворачивай на базу». Уже с асфальта мы углядели женщину среднего возраста, выгуливающую ребёнка на лужайке возле дома, и подрулили не очень близко, чтобы не напугать малыша. На наши вопросы, как проехать к церкви, она тихо сказала, глядя куда-то в сторону: «Вроде как-то проезжают, а мы пешком ходим, здесь недалеко». Шорин приободрился и, когда мы проезжали мимо кладбища, проговорил: «Давай, пойдём, кладбище явно на холме, может дорогу увидим». Кладбище было небольшое. На многих захоронениях громоздились остатки памятников и надгробий, некоторым повезло остаться во вполне приличном состоянии, претендующем на местную историческую ценность. Какие-то фамилии, звания, должности, лаконичные записи на камне, в основном, на латинице. Очень невнимательно осмотрев несколько выделявшихся памятников, помня о цели своего визита, мы пытались что-то усмотреть сквозь ограду, но так ничего существенного и не увидели, только нацепили лопухов на брюки, да ботинки умудрились испачкать. После этой попытки интерес к церкви пропал, что странно при нашем обычном упорстве. «Ладно, как- нибудь с воды зайдём, подвёл итог Борис, поехали, покидаем». Спиннинг мы бросали почти до вечера, но выудили только одну щуку, правда, стоящую, килограмма на два. Приключений не было, поэтому вернулись не поздно. Борис почистил рыбу, а я её зажарил на сковороде с картошкой «по-деревенски», то есть вместе, немного припустив. В общем, с водкой даже было очень ничего. Быстренько собрались, так как утром пораньше надо было на паром, и уселись за чай. «Как-то что-то вроде бы забыли сделать» проговорил коллега по рыбалке. Я его сразу понял. Марийское чудо ощутимо витало рядом, интриговало, даже пугало, но это состояние недосказанности отправлялось с нами в Москву, да так, что внятно его кому-то объяснить было просто невозможно. Нас это не волновало, так как мы не пытались ничего нарушить, никуда грубо без головы не лезли, старались быть деликатными, хотя и проявляли любопытство. «Хорошо, что грань не переступили, а казалось, что были рядом», подытожил Борис. В семь утра были на пароме, вечером того же дня я доставил Шорина домой со всеми пакетами и удочками. Кузьмич радовался больше всех и чуть не валил Бориса с ног своим весом. Договорились встретиться и распрощались. Ну, договорились это сильно сказано. Я не помню, чтобы Борис звонил без повода, просто поболтать. Даже позже, когда мы достаточно сблизились, он никогда не проявлял инициативы, ждал предложений от других, занимаясь собой и своей семьёй, хотя при встречах всегда проявлял теплоту и понимание. Например, я всегда поздравлял его с днём рождения, и казалось бы Но он никогда не поздравлял меня и, по-видимому, даже не пытался запомнить дату. Хотя тем он и интересен, тем более что пути Господни неисповедимы.
На заводе внешне всё было как прежде, однако явно присутствовали внутренние течения, бурлили потихоньку неудовлетворённые страсти. В отдел технического контроля пришли новые люди, и начальник, вызвав меня, говорил о старой команде, о доверии, о том, что есть вещи и понятия, которыми нельзя поступаться. В общем, завербовал меня в свои заместители. Жена Люда, как всегда, умничала по поводу случившегося, настойчиво советовала никуда не лезть, не поддаваться интригам, не верить, не просить, не бояться, не быть дураком и не пить с новыми непроверенными сотрудниками, впрочем, и со старыми проверенными тоже. За новыми заботами для души места не оставалось, работа съедала всё время, забот с новым назначением прибавилось, ответственности тоже, постоянные авралы со сдачей новых изделий выматывали все силы, а улаживание конфликтов с военпредами нервы и здоровье. С Шориным мы несколько раз сталкивались на сдачах приёмках, деловые отношения были на радость компромиссными. Несколько раз засиживались в моём кабинете за «клюковкой», обменивались мнениями. Глубоко в политику мы не погружались, поэтому споров по большому счёту не возникало, так как Борис ничего не хотел обострять и, если действительно нужно было сказать что-то определённое, сопел как ёжик и, как правило, ничего конкретного не формулировал. Зато рыбацких тем было обсуждено много, оба проявляли живой интерес к способам ловли, ко всем этим корабликам, перетягам и кружкам. Мечтали о домике где-нибудь в глуши, у рыбного глухого озера. Настала зима,