меня покататься. Пришлось сказать ему, что у меня куча приёмок и жена с детьми приезжают, поэтому я вряд ли найду время. В любом случае, как только станет легче дышать, я ему позвоню и, если будет не поздно, мы договоримся о полёте. Скорее всего, он догадался о причине моего отказа, но это было неважно. Главное, что инициатива осталась на моей стороне. Ведь многие люди, и не только в шахматах, предпочитают вести себя сдержанно, думая, что это временно. А потом привыкают. На следующий день Шорин от моего рассказа пришёл в восторг и произнёс небольшую речь, из которой следовало, что даже если мы движок не «продавим», то сможем в дальнейшем использовать этот канал для транспортировки другой техники. Он попросил меня всё сказанное написать в форме отчёта о беседе, и этот отчёт будет отправлен в Москву как очередное подтверждение намерений. По поводу высокотехнологичного оборудования Борис высказался уклончиво и подтвердил мои опасения, связанные с разрешительными документами. «Нужно напроситься на переговоры со Штельце, а то поставят нас перед фактом, и всё дело подвиснет. Лучше начать сейчас считать варианты. С Рощиным аккуратно переговори, у него голова светлая, набросайте идеи. А по поводу Сноу, съезди-ка ты по адресу его фирмы, посмотри, что там и как». До приезда семьи оставалась неделя, и кроме уборки, подготовки и закупки надо было ещё съездить на рыбалку, причём в рабочее время, подробно поговорить с Рощиным и набросать план с дельными предложениями, написать отчёт о встрече с Лётчиком, ну и вот теперь Сноу. Договорившись с Евгением, что я приеду к нему после работы на Техникер, заехал домой перекусить и затем отправился к офису Сноу. Дом, где располагалось бюро фирмы «Шольц», находился в одном из переулков недалеко от пересечения Виднерхауптштрассе с Гюртелем московским Садовым кольцом. Во дворе был аккуратный маленький сквер, около которого мне удалось припарковаться так, что был виден вход в офис, во всяком случае, я так предполагал. У подъезда было как-то неспокойно. Входили и выходили молодые и среднего возраста мужчины. Это напоминало больше всего курьерский пункт, а не маленькую посредническую фирмёшку. Я уже собирался ретироваться, однако почувствовал как обстановка изменилась и одновременно увидел Дядю, который сел на одну из скамеек и закурил. «Теперь мне его не забыть», пришла мне в голову мысль одновременно с закрытием левого окна и трогания с места. «Что-то здесь не так», изрёк Шорин, когда я рассказал ему об этом эпизоде. Отчёт он даже не посмотрел, только сказал: «Срочно отправляю, ждём перемен». Тоже мне, Цой нашёлся! Вечером мы с Рощиным на Техникер обсудили ситуацию и пришли к выводу, что придётся предложить Штельце при приёмке сложных станков оформлять два вида документов, в одном из которых занизить главные показатели, а во втором указать фактические. Так же и акты о приёмке делать в двух экземплярах. Генеральный договор надо перелопатить и тоже заменить узкие места. Все эти действия изложить в отдельном документе, увязать гарантийные показатели с коммерческой составляющей, подписать этот документ, считать его закрытым и хранить оба экземпляра в местах, недоступных для третьих лиц. В официальном обращении будут находиться заниженные показатели, которые соответствуют разрешённым для экспорта. Все вопросы с «Маннекс» улаживает Штельце. Такова схема, а что скажут по этому поводу Шорин и Штельце? Шорин всё внимательно выслушал и через 15 минут вместе с Самсоновым исчез из поля зрения. Через час оба вернулись. У Ильи было злое лицо, а у Шорина красное и недовольное. Собрали «хурал», на котором Илья, нарушая субординацию, заявил, что ему не нравится самодеятельность и что начальство обо всём думает. Несмотря на пытливый взгляд Бориса в мою сторону, я сказал, что нужна ясная генеральная линия, а иначе проект мы не потянем. Самсонов стал чеканить слова, и я узнал, что это не моё дело, что наверху всё будет улажено, что партизанщины он не допустит Шорин наморщил лоб и что-то сказал Илье на ухо. Тот повернулся и исчез в своём кабинете. Приёмщики и женщины ничего не понимали, только Рощин сидел задумчиво и гладил край стола. Борис изрёк, что, мол, будем думать, и отправился в Торгпредство.
СЕМЬЯ В СБОРЕ. ВОЗМОЖНЫ ВАРИАНТЫ. ТЕАТР, ДА И ТОЛЬКО.
Поезд прибыл удивительно точно, и усталая с дороги семья высыпала из вагона и набросилась на меня с объятиями и поцелуями. Было бы совсем радостно, если бы не багаж, который еле-еле поместился на большой тележке. Дети выглядели повзрослевшими, а жена похорошевшей, хотя это, наверное, было первым впечатлением. Жека носился вокруг тележки, Оля чинно несла школьный ранец, а Люда сначала хотела что-то рассказать, но, в конце концов, махнула рукой. «Потом, потом», успокаивал
я всех, лавируя между идущими по перрону людьми. Уже дома все начали говорить разом, бродили по квартире, а я подогревал щи из свежей капусты и резал овощи. Люда достала «кирпич» чёрного, батон колбасы и бутылку «Столичной» и сидела, устало уронив руки на колени. Достал бутылку сухого белого вина, и пока дети растаскивали вещи по местам и одновременно спорили, мы выпили за встречу и закусили советскими продуктами. Жена рассказала как родители, как Москва, как друзья, как дети, свои и чужие, и т. д. Потом вчетвером ели щи, пили чай с венским штруделем и болтали. Восполнив силы, дети собрались в школу и скоро улеглись, горестно стеная по поводу раннего вставания. А мы ещё посидели и наконец-то о многом поговорили. Как ни странно, проснулся я рано и притворялся, что сплю, пока семья собиралась в школу и делала вид, что пытается меня не разбудить. Всё получилось, и я начал день с раздумий. Одевался и думал, пил кофе и думал, а когда уже в офисе Жанна принесла мне кофе в кабинет, пришла мысль, что пора подвести итог под сегодняшней датой. Прошёл почти год нашего пребывания в Австрии, с семьёй всё в порядке, близится зима пора покупать всё горнолыжное, об остальном пусть думает жена. Проект не шибко не валко движется, настала решающая фаза, связанная со сложным оборудованием, но и она, как всё в жизни, закончится. Хотелось бы, чтобы благополучно. А для этого было бы логично организовать переговоры в Торгпредстве, подключив туда замторгпреда Костина, представляющего государство, Штельце и нашу троицу, предположительно инициаторов этих переговоров. Сноу на переговорах нежелателен как посредник, которому поручены такие вопросы как связь с проектантами, фиксирование сделанной работы и подготовка приёмочной документации для подписи. Знание русского языка, пусть и не заслуживающее похвалы, значительно всё упрощает, особенно в плане общения. Его предложение участвовать в симпозиуме на выставке в Брегенце заслуживает внимания. Продолжать с ним личный контакт надо, однако появление Дяди около его бюро как-то странновато, и об этом забывать не стоит. Отношения Шорина с Самсоновым вполне пристойные, но чувствуется внутренний напряг, причина которого даже не в конкуренции, не в разнице полномочий, а в том, что существует какой-то круг лиц, а в нём конкретные личности, которые принимают решения, понятные на их уровне и учитывающие, в основном, их интересы. Действующие лица, которые участвуют в режиссируемом ими спектакле, их, очевидно, не интересуют, так как намечен результат, и в случае непонимания или, не дай бог, своей собственной игры, будет задействован дублёр или переписан сценарий. Дядя Самсонова, хотя и не вмешивается в процесс, но висит над Шориным как грозовая туча. Да и таинственный Дядя мельтешит. Ну, прямо масонская ложа из «дядей». Когда я изложил Шорину свои соображения, он надолго задумался, говорил о продукции двойного назначения, об отставании нашей электронной промышленности и, в конце концов, изрёк, что посоветуется с Костиным, хотя он и « не орёл». На его запрос об операции с использованием Лётчика и Ткача пока ответа нет, но учитывая существующий неписаный закон об обязательности реагирования, его следует ждать в ближайшее время. По поводу Самсонова Борис высказался туманно: «Всё это муть зелёная, но соседи есть соседи. Нам помощь не нужна, сами разберёмся, а Сноу не отталкивай, «дружи» с ним». В то время как Шорин крутился, чтобы внести ясность в обсуждаемые проблемы, Самсонов обдумывал контраргументы, а Рощин вздыхал и чертил графики, наша семья в полном составе посещала спортивные магазины и торговые центры, поставив перед собой почти невыполнимую цель закупить всё необходимое для зимнего сезона. Сначала приобрели спортивный инвентарь для меня и Жеки. Горные лыжи для сына были прошлогодней модели, но новые, а мои просто выглядели вполне прилично. Ботинки купили на распродаже. Зимние куртки, штаны и всякие свитера, рубашки, носки приобрели для всех. Все были довольны, а если и нет, то хорошо притворялись. Пообедали сосисками с картошкой фри и в процессе озвучили дипломатическое решение при необходимости прикупить что-нибудь ещё. Каждый думал о своём, надеясь позже вернуться к переговорам, но уже «сепаратным». Дома всё перемеряли, повздыхали и занялись своими делами.