он не понимает направление в живописи, близкое к абстрактному, которое Герхард назвал «серое». Серия картин, принадлежащая к этому направлению, была названа в рецензиях издёвкой над художественностью. Герхарда эти рецензии не очень волнуют. Как он говорит, его имя уже вписано в анналы живописи. Он не занимался политикой, однако представил на обозрение публики серию « серых» полотен, посвящённых радикальному движению «Фракция Красной Армии». Как он говорит: «Они сумасшедшие, но поражает устрашающая мощь идеи». Сам Лётчик тоже политикой не интересуется. «Бизнес и шахматы вот моя политика, и я не знаю, что на первом месте». Сам Бог велел воспользоваться моментом, и я рассказал ему о планируемом бизнесе с его возможным участием. Все детали были изложены так, как мы согласовали с Шориным. Лётчик некоторое время молчал, покручивая и пропуская между пальцами картонную подставку под пивную кружку. «В принципе я знаю это место, да и свой вертолёт я там покупал и переделывал. Если я ничего не путаю, там действительно стоят ангары стального цвета с белой полосой по периметру. Вертолёт я там один раз сажал, с начальником базы как-то пересекался, то есть, с технической стороны вопросов нет. Грузовой отсек для такого типа движка вполне достаточен. А как в остальном, мне неизвестно». Как-то сразу успокоившись, я уверенно заговорил о том, что моё дело познакомить его с посредником и снабдить деньгами для полёта и расчёта. Знакомство я организую, а какая часть денег из общей суммы будет предназначена для Лётчика, должен предложить он сам. «Видимо, сегодня наш матч не состоится. Придётся посчитать. Поэтому закажем ещё бутылочку. Вино неплохое, видно год был благоприятным для винограда». Я согласился и при этом подчеркнул, что он мой гость и затраты несу я, тем более что мне оплачивают представительские расходы. Официант поменял нам бокалы, налил вина, и мы занялись каждый своим делом: Лётчик стал писать на салфетке, а я сидел с задумчивым видом и, действительно, думал. Размышлял я о том, что дочке нужно в Кисловодск, а сыну горные лыжи, да и по стране неплохо бы прокатиться. От размышлений меня отвлекла салфетка, которую двигал мне по столу Лётчик. Сумма не впечатлила, так как в неё не было включено его вознаграждение. Поняв по моему лицу, что работа по калькуляции сделана наполовину, он серьёзно сказал: «Во-первых, я согласен; во- вторых, здесь указаны реальные расходы, которые мы уточним после проверки, будет ли что-то дополнительно, в-третьих, размер оплаты требует анализа на базе имеющегося опыта, как у меня, так и у работодателя, но он должен составлять не менее 20 % от суммы сделки, тем более что сделка эта, по-видимому, не очень-то афишируется. В-четвёртых, я должен переговорить с посредником, могут возникнуть новые обстоятельства». После некоторой паузы, обозначавшей работу мысли, мне удалось сформулировать предварительный расклад. «Будем отталкиваться от 20%. Если заказчику общая сумма покажется неподъёмной, будем ужиматься, но для начала упрёмся, так как мне тоже хочется заработать. С посредником он познакомится тогда, когда общая сумма и место доставки будут утверждены. Самое главное, что шахматы сегодня не состоятся, поэтому надо выпить за грядущую победу». Мы чокнулись и договорились, что я позвоню. Однако в следующий раз начнём с партии, что бы ни случилось, а поужинаем после, независимо от того, закончится игра или отложится. Лётчик пошёл к машине, а я к станции метро.
КРУТИМСЯ. БЕСЕДУЕМ. ЕДЕМ В ГЕРМАНИЮ.
На следующий день Шорин носился как угорелый, то
появляясь в офисе, то исчезая на несколько часов. Отловил он меня возле машины, когда я собирался отъехать за продуктами. Когда я рассказал ему суть нашего разговора с Лётчиком, он оживился, впрочем, глаза у него были невесёлые, и сказал: «Вроде бы для доклада всё есть. Буду писать телеграмму, а там как кривая вывезет. Поедешь в Германию, по дороге взглянешь на ангары и потопчешься там. Рощин едва ли будет что-то спрашивать, но легенду придумать придётся. Поедете в понедельник на два дня, а в субботу отправимся ловить плотву. Свежей рыбки-то хочется, поэтому купи банку кукурузы, всё равно в магазин едешь. В офис можешь не возвращаться, сиди дома и пиши отчёт о вчерашней встрече. Это как отчёт на заводе об испытаниях станка, только то, что сказано. А не выдумано. В нашем случае нужны цифры и впечатления о поведении Лётчика, а думать и анализировать будем потом. А я поеду с Ткачом потолкую. Очень он за чужой счёт покушать любит». Дома я сварил себе суп на 2 дня. Половину съел, а половину оставил на воскресенье, надеясь на удачную рыбалку. Позвонил Рощину и сказал, что в понедельник вдвоём поедем в Кёльн. Нужно, чтобы он подготовил все документы и забрал с собой на Техникер.
Позвонил Сноу и договорился с ним о посещении нашего бюро в Кёльне в понедельник вечером и фирмы «Маннекс» во вторник днём. Заеду я за ним в понедельник в 6 утра. Написал отчёт, но не подписал, рассчитывая на напоминание Шорина, что-то вроде ненавязчивого давления. Потом проверил удочки, наличие и исправность мотовил, стояки, держатели, подсачек и садок, прилепил на ручку двери скотч, чтобы не забыть взять опарыша и кукурузу из холодильника. На следующий день ровно в 6 я подъехал к рыболовному магазину в Экартсау. Пусто, люди отсыпаются, а заядлые рыболовы уже точно ловят. Подъехал Борис, и мы двинулись в сторону дунайских протоков. Место было нам известно. Мы расположились на берегу на стульчиках метрах в десяти друг от друга. Поделились наживкой и кинули в воду по горсточке кукурузы. Наладили удочки, установили глубину, закинули и стали смотреть на насторожившиеся поплавки. Тишина была полной, запах черемши был не такой резкий, как в прошлый раз, в вершинах деревьев шелестел ветерок. Было легко и спокойно, но ожидание поклёвки слегка тревожило. Рыба подошла почти сразу, но мелкая. Мы её отпускали и продолжали подбрасывать мелкими партиями кукурузу. Постепенно мелочь пропала, и стала клевать мерная плотва больше ладони. После двух часов ловли мы поняли, что пойманной рыбы достаточно для всей команды, и финишировали в кафеюшке в Шёнау недалеко от Экартсау. Холодное пиво и горячие бутерброды были кстати. Отчёт был прочитан, одобрен и подписан. Шорин, как всегда, не отвлекался. Разговаривать о делах не хотелось, но Борис всё-таки подытожил, что Ткач в целом со всем согласен, и после получения одобрения из Центра будем считать деньги и планировать операцию. Ткач описал ангары, и его описание совпало с рассказом Лётчика, что косвенно подтверждало возможность сделки. Решили вернуться к конкретике после получения ответа на телеграмму и моего возвращения из Германии. Подойдя к машинам, мы распределили рыбу, и Борис отправился к Самсоновым с угощением, а я с тем же на Техникер, где меня ждали мои «птенцы». Жанна от рыбы отказалась, немного посидела и незаметно исчезла. Это легко было сделать, так как мужское население суетилось, накрывая на стол, а мы с Рощиным чистили рыбу, солили, перчили и лили в сковородки растительное масло. Перекусив свежепожаренной плотвой и пожелав всем доесть оставшуюся, я ещё раз предупредил Рощина о времени выезда и отправился домой. Следующий день я посвятил валянию в кровати, чтению журналов и просмотру скучного австрийского телевидения. Между делом просмотрел план приёмки, отметил включённые станки «Станкоимпорта» и перешёл к изучению карты, чтобы проложить кратчайший путь в Кёльн через Франкфурт. Получалось довольно далеко, но к вечеру в понедельник должны добраться. В Германии мне бывать не приходилось, как и Рощину, поэтому даже интересно, да и обстановку изучить приказано. Разложил на столе паспорт с визой, проект с уже пухленьким досье, карту и деньги марки, которые мне ещё в пятницу выдала Жанна, и личные шиллинги на всякий случай. Записная книжка с телефонами тоже легла на стол. Задумчиво посмотрев на всё это, я убрал в атташе-кейс все бумаги, чистую рубашку, бритву и кое-что по мелочи, а остальное рассовал по карманам пиджака. Завёл будильник на 5 и улёгся. Приснился мне Дядя, он хмуро улыбался и повторял: «Илья-то всё знает». «Ничего он не знает, качал я отрицательно головой и проснулся, нащупывая на тумбочке звенящий будильник. Чего знать-то?» говорил я, одеваясь, потом махнул рукой и пошёл в ванную. Рощин был уже готов как солдат к битве и ждал меня у входа в дом. В руках он держал портфель, который был модным в конце семидесятых, и, лукаво улыбаясь, махнул рукой, обозначая финиш. Усевшись в машину, он также обозначил старт, а потом серьёзно поздоровался. Машин было немного, и Вену мы проскочили на раз. Западный автобан был полупустым, и через три часа мы были уже на границе. Немецкие пограничники унесли наши паспорта внутрь помещения, затем один из них вышел и поинтересовался целью нашей поездки. Мне пришлось рассказать ему суть и показать письмо фирмы «Маннекс», которое было в бумагах. Пограничник взял письмо, исчез, через 10 минут вышел, всё отдал и лениво повёл рукой в сторону Германии. Путь был свободен. Немецкие автобаны, в целом, мощнее австрийских, и мы продвигались максимально быстро. Не доезжая до Франкфурта, я свернул в сторону аэродрома. Вдоль дороги тянулся бетонный забор, но местами его заменяла толстая металлическая сетка, через которую я увидел и узкоколейку, и лётное поле, на краю которого стояли известные мне ангары. Часть вертолётной площадки тоже виднелась. Напротив неё в заборе были ворота с охраной, а с другой стороны вышка с кабиной наверху, наверное, для диспетчера. У ворот