Лунтик? Так кажется?
От неожиданности я запнулась на ровном месте. Ошеломлённая, не верящая собственным ушам, медленно повернулась.
В её глазах было торжество. Она знала! Знала моё тайное, ласковое прозвище! Так меня называл только Миша. В самые сокровенные минуты. В моменты нашей полной физической и душевной близости. Серебряный Лунтик.
Прошлое
Это было наше с ним первое после свадьбы лето. Мишке дали неделю отпуска. Мы прилетели к его родителям, жившим в небольшом рыбацком посёлке на берегу Чёрного моря.
Жили мы на втором этаже родительского дома, в большой комнате с окном, смотрящим на бескрайнее синее мире. Было очень удобно, у нас был отдельный вход, прямо со двора лестница вела на второй этаж, на широкую застеклённую веранду, а с неё уже в две отдельные комнаты и санузел с душем между ними. Когда-то планировалось, что комнаты будут сдаваться приезжающим на море отдыхающим, но открылись границы и туристы ринулись в, ставшие доступными теперь, курорты Турции, Египта и Кипра. Куда угодно, но только не в забытый богом и правительством старый посёлок.
Тёплой августовской ночью Мишка спустился во двор сорвать пару кистей винограда, которого нам захотелось после горячего секса, а я села на подоконник, распахнутого в чёрную южную ночь, окна. Над морем висела огромная, полная луна и серебряная дорожка, сверкая, бежала от круглого, светящегося диска прямо к нашему окну.
Миша вошёл в комнату, держа тарелку с мытым виноградом в руках, и замер в дверях. Я обернулась на шум.
Миш, ты чего?
Лина, ты сейчас такая невероятная в этом лунном свете. Неземная. его голос осел от восхищения.
Как с луны свалилась? попыталась скрыть за шуткой охватившее меня смущение. Я всё ещё немного робела перед Мишкой. Никак не могла поверить, что этот сильный и смелый мужчина с телом греческого божества и совершенно очаровательной, белозубой мальчишеской улыбкой, мой муж.
Лунная девочка.
Лунтик? глупо хихикнула и поправила скатившуюся с плеча тоненькую бретельку шелковой сорочки.
Лунтик розовый и толстый. не согласился Миша. Скользнул ко мне через всю комнату неуловимым глазу движением, успев потерять где-то по пути тарелку с недозрелым, кислым виноградом. А ты тоненькая и серебряная.
Серебряный Лунтик? прошептала вопрос уже в губы склонившегося ко мне великана.
Мой Серебряный лунтик. согласился Миша, прежде чем подхватил на руки и прижал к широкой груди. Люблю тебя, моя лунная девочка.
Насколько же они были близки, если Мишка открыл ей, только наш с ним, секрет? Ведь несмотря на маску шутника и балагура, Миша хранил от других нашу личную жизнь за семью печатями. Не то что шутки, дышать в мою сторону никому не давал. Что уж говорить о подробностях нашей интимной жизни. А Айше, получается, рассказал? Поделился?
Твоё время закончилось. Он больше не любит тебя. жалила черноглазая гюрза прямо в сердце. Уйди с дороги, Лунтик, Миша мой!
В лёгких разом закончился весь кислород. Я приоткрыла рот, пытаясь вдохнуть в себя глоток сырого, сентябрьского воздуха, и не могла. В груди сдавило так, что почернело в глазах.
Он мой. Мы любим друг друга! отравленными пулями летели мне в спину слова. Она добивала меня, черноглазая ведьма.
Я шагнула к калитке, дрожащими руками, на ощупь открыла электронный замок и ввалилась на территорию жилого комплекса. Уйти, быстрее скрыться от её жалящих слов, ненавистного голоса.
Любим!
Не помню, как добрела до двери в парадную, как поднималась на лифте к нам на десятый этаж, как попала в квартиру. Очнулась в темноте, лежащей на нашей с мужем кровати, одетая и с дикой головной болью, когда в прихожей послышался звук открываемого замка.
Глава 2
Лина, что, приступ? Миша не стал включать свет, знал, что в такие моменты мне требовалась полная тишина и темнота. Присел на корточки рядом с кроватью, осторожно убрал пальцами упавшую на моё лицо прядь волос. Принести лекарство, Лин?
Зачем он так? Зачем эта нежность, тревога, беспокойство? Зачем, если не любит больше, если другая?
Я глухо застонала от отчаяния. Не сдержала слёз. Они наконец-то прорвали плотину и потекли слезинка за слезинкой, собираясь в выемке у края глаза, перетекали дорожками через переносицу, по крыльям носа, по горячечным губам.
Сейчас, потерпи. Миша поднялся на ноги и бесшумно, как он умел, вышел из комнаты.
Я уткнулась лицом в подушку и тихо, чтобы муж не услышал, завыла. Не знаю, что в эту минуту у меня болело сильнее, голова или, разорванное в кровавые ошмётки, сердце.
Не любит! Другая, другаядико пульсировало в висках, било в затылок.
Лина, выпей. на раскрытой ладони лежали две продолговатые капсулы давно привычного препарата. Давай, девочка моя, тебе станет легче.
Никогда мне уже не станет легче. Никогда наша жизнь уже не будет прежней. Никогда нам уже не вернуть нашу любовь, наши счастливые дни!
Я вцепилась зубами в подушку и скулила смертельно раненой волчицей.
Да что же это! в голосе Миши звучала неподдельная тревога. Лина, малышка моя, давай, выпей.
Стук поставленного на тумбочку стакана набатом отдался в голове. Муж взял меня за плечи и оторвал от подушки. Приобнял, удерживая в сидячем положении, и запихнул капсулы в рот. Одной рукой дотянулся до стакана и поднёс его к моим губам.