Подскочила баба-яга к реке, от злости зубами заскрипела не может через реку перебраться. Воротилась она домой, собрала своих быков и погнала к реке:
Пейте, мои быки! Выпейте всю реку до дна!
Стали быки пить, а вода в реке не убывает. Рассердилась баба-яга, легла на берег, сама стала воду пить. Пила, пила, пила, пила, до тех пила, пока не лопнула.
А девочка тем временем знай бежит да бежит. Вечером вернулся домой отец и спрашивает: у жены:
А где же моя дочка?
Баба говорит:
Она к тетушке пошла иголочку да ниточку попросить, да вот задержалась что-то.
Забеспокоился отец, хотел было идти дочку искать, а дочка домой прибежала, запыхалась, отдышаться не может.
Где ты была, дочка? спрашивает отец.
Ах, батюшка! отвечает девочка. Меня мачеха послала к своей сестре, а сестра ее баба-яга, костяная нога. Она меня съесть хотела. Насилу я от нее убежала!
Как узнал все это отец, рассердился он на злую бабу и выгнал ее грязным помелом вон из дому. И стал он жить вдвоем с дочкой, дружно да хорошо.
Тут и сказке конец.
БАБА-ЯГА И ЖИХАРЬ
На другой день стали опять собираться в лес дрова рубить, заказывают Жихарю: «Смотри, ежели будет яга-баба, ничего не говори; мы теперь далеко уйдем». Жихарь только сел за трубу на печь, яга-баба опять явилась, начала считать ложки: «Это котова ложка, это Воробьева ложка, это Жихарькова». Жихарько не мог утерпеть, заревел: «Не тронь, яга-баба, мою ложку». Яга-баба схватила Жихаря, потащила, а Жихарь ревет: «Кот беги! Воробей, лети!» Те услышали, прибежали; кот царапать, воробей клевать ягу-бабу! Отняли Жихаря, ушли домой.
На третий день собрались в лес дрова рубить, говорят Жихарю: «Смотри, ежели придет яга-баба молчи; мы теперь далеко уйдем». Кот да воробей ушли, а Жихарь третей уселся за трубу на печь; вдруг опять яга-баба берет ложки и считат: «Это котова ложка, это Воробьева ложка, третья Жихарькова». Жихарь молчит. Яга-баба вдругорядь считат: «Это котова ложка, это Воробьева, это Жихарькова». Жихарь молчит. Яга-баба в третий раз считат: «Это котова ложка, это Воробьева ложка, третья Жихарькова». Жихарько не мог стерпеть, забазлал: «Не тронь, курва, мою ложку». Яга-баба схватила Жихаря, потащила. Жихарь кричит: «Кот, беги! Воробей, лети!» Братья его не слышат.
Притащила яга-баба Жихаря домой, посадила в голбец, сама затопила печку, говорит большой дочери: «Девка! Я пойду в Русь, ты изжарь к обеду мне Жихарька». «Ладно!» та говорит. Печка истопилась, девка велит выходить Жихарю. Жихарь вышел. «Ложись на ладку!» говорит опять девка. Жихарь лег, уставил одну ногу в потолок, другу в наволок. Девка говорит: «Не так, не так!» Жихарь бает: «А как? Ну ка поучи». Девка легла в ладку. Жихарь не оробел, схватил ухват, да и пихнул в печь ладку с ягишниной дочерью, сам ушел опять в голбец, сидит дожидатся ягой-бабы. Вдруг яга-баба прибежала
и говорит: «Покататься было, поваляться было на Жихарьковых косточках!» А Жихарь ей в ответ: «Покатайся, поваляйся на дочерниных косточках!»
Яга-баба спохватилась, посмотрела: дочь ее изжарена, и заревела: «А, ты, мошенник, постой! Не увернешься!» Приказыват середней дочери изжарить Жихарька, сама уехала. Середня дочь истопила печку, велит выходить Жихарьку. Жихарь вышел, лег в ладку, одну ногу уставил в потолок, другу в наволок. Девка говорит: «Не так, не так!» «А поучи: как?» Девка легла в ладку. Жихарь взял да и пихнул ее в печь, сам ушел в голбец, сидит там. Вдруг яга-баба: «Покататься было, поваляться было на Жихарьковых косточках!» Он в ответ: «Поваляйся, покатайся на дочерниных косточках!» Ягишна взбесилась: «Э, постой, говорит, не увернешься!» Приказывает молодой дочери изжарить его. Не тут-то было, Жихарь и эту изжарил!
Яга-баба пуще рассердилась: «Погоди, говорит, у меня не увернешься!» Истопила печь, кричит: «Выходи, Жихарько! Ложись вот на ладку». Жихарь лег, уставил одну ногу в потолок, другу в наволок, не уходит в чело. Яга-баба говорит: «Не так, не так!» А Жихарь будто не знат. «Я, говорит, не знаю, поучи сама!» Яга-баба тотчас поджалась и легла в ладку. Жихарь не оробел, взял да ее и пихнул в печь, сам ступай домой, прибежал, сказыват братьям: «Вот чего я сделал с ягой-бабой!»
БАБА-ЯГА И ЗАМОРЫШЕК
Растут у старика со старухою детки, растут не по дням, а по часам; выросли и стали работать, отцу с матерью помогать: сорок молодцев в поле возятся, а Заморышек дома управляется. Пришло время сенокосное; братья траву косили, стога ставили, поработали с неделю и вернулись на деревню; поели, что бог послал, и легли спать. Старик смотрит и говорит: «Молодо-зелено! Едят много, спят крепко, а дела, поди, ничего не сделали!» «А ты прежде посмотри, батюшка!» отзывается Заморышек. Старик снарядился и поехал в луга; глянул сорок стогов сметано: «Ай да молодцы ребята! Сколько за одну неделю накосили и в стога сметали».
На другой день старик опять собрался в луга, захотелось на свое добро полюбоваться; приехал а одного стога как не бывало! Воротился домой и говорит: «Ах, детки! Ведь один стог-то пропал». «Ничего, батюшка! отвечает Заморышек. Мы этого вора поймаем; дай-ка мне сто рублев, а уж я дело сделаю». Взял у отца сто рублев и пошел к кузнецу: «Можешь ли сковать мне такую цепь, чтоб хватило с ног до головы обвить человека?» «Отчего не сковать!» «Смотри же, делай покрепче; коли цепь выдержит сто рублев плачу, я коли лопнет пропал твой труд!» Кузнец сковал железную цепь, Заморышек обвил ее вокруг себя, потянул она и лопнула. Кузнец вдвое крепче сделал; ну, та годилась. Заморышек взял эту цепь, заплатил сто рублев и пошел сено караулить; сел под стог и дожидается.