Жан-Мишель вернулся к очагу и с брюзгливым видом стал ворошить угли, но улыбка морщила его губы, противореча напускной суровости.
Да ладно уж, сказал он. Не огорчайся, он еще похорошеет. А если нет, так что за беда! От него только одно требуется чтобы он вырос честным человеком.
Ребенок утих, прильнув к теплой материнской груди. Слышно было, как он сосет, захлебываясь от жадности. Жан-Мишель откинулся на стуле и повторил торжественным тоном:
Честность вот истинная красота!
Он помедлил, соображая, не следует ли еще развить эту мысль. Но слова не приходили, и после минутного молчания он сказал уже с сердитой ноткой в голосе:
А муж твой где? Как это вышло, что его в такой день нет дома?
Он, кажется, в театре, робко ответила Луиза. У них репетиция.
Театр закрыт. Я только что проходил мимо. Опять он тебе наврал.
Ах нет, не нападайте на него! Наверно, я сама спутала. Он, должно быть, на уроке.
Пора бы уже вернуться, недовольно проворчал старик. И потом, понизив голос, словно стыдясь чего-то, спросил: А он что опять?
Нет, нет! Вовсе нет, отец, торопливо проговорила Луиза.
Старик пристально посмотрел на нее, она отвела глаза.
Неправда, сказал он. Нечего меня обманывать.
Луиза молча заплакала.
Господи, боже мой! воскликнул старик, ударяя ногой в подпечек.
Кочерга с шумом упала на пол. Мать и ребенок вздрогнули.
Не надо, сказала Луиза. Я вас прошу! А то он опять заплачет.
Ребенок, казалось, несколько секунд колебался, заплакать ему или продолжать свою трапезу. Но так как нельзя было делать то и другое сразу, он в конце концов снова принялся за еду.
Жан-Мишель продолжал уже тише, но еще с гневными раскатами в голосе:
Чем я согрешил, за что мне такая кара, что сын у меня пьяница! Стоило жить, как я жил всю жизнь, всегда во всем себе отказывать!.. Ну а ты-то, ты почему его не можешь удержать? Ведь это же, черт возьми, твоя обязанность! Что это за жена, у которой муж никогда не сидит дома!
Луиза расплакалась еще сильнее.
Не браните меня, мало у меня и так горя! Я уже все делала, что только можно. Вы думаете, мне самой не страшно, когда я тут одна его дожидаюсь?.. Мне все мерещится вот его шаги на лестнице. Потом ищешь вот сейчас откроется дверь, а какой он войдет? Какой будет? Мне прямо нехорошо, когда я об этом подумаю.
Она задыхалась от рыданий. Старик встревожился. Он подошел к ней, укрыл одеялом ее вздрагивающие плечи, погладил по волосам загрубелой рукой.
Ну, ну перестань, не бойся, я же тут, с тобой.
Она заставила себя успокоиться ради ребенка; даже попыталась улыбнуться.
Напрасно я вам сказала.
Старик глядел на нее, покачивая головой.
Бедняжка, проговорил он. Неважный я тебе сделал подарок.
Я сама виновата, откликнулась она. Не надо было ему на мне жениться. Теперь вот жалеет.
О чем это ему жалеть, скажи, пожалуйста!
Вы сами знаете. Ведь и вы тоже не хотели, чтобы он на мне женился.
Ну, что об этом вспоминать. Мне, правда, было немножко досадно. Такой молодец, как он, я не в обиду тебе говорю, но ведь верно, и образованный я для него ничего не жалел и музыкант какой, настоящий виртуоз он мог бы и получше тебя найти. А то что это из простых совсем, и денег-то ни гроша, и даже не музыкантша! Чтобы у кого-нибудь из Крафтов жена была не из семьи музыкантов этого уже сто лет не бывало! Но ведь я же на тебя зла не держал, а потом, когда лучше узнал тебя, то даже и полюбил. Да и вообще раз выбор сделан, так назад не пятятся! Выполняй честно свой долг и все!
Он вернулся к очагу, снова сел и, помолчав, изрек с той торжественностью, с какою он произносил все свои афоризмы:
Главное в жизни это выполнять свой долг!
Он помедлил, как бы ожидая возражений, сплюнул в огонь. Но так как ни мать, ни дитя не обнаружили желания ему противоречить, он хотел было продолжать и не сказал ни слова.
Долгое время оба молчали. Старый Крафт, сидя у очага, Луиза, откинувшись на подушки, предавались невеселым мыслям. Старик думал о женитьбе сына, и, вопреки всем своим недавним уверениям, не без горечи. Луиза думала о том же и винила во всем себя, хоть ей и не в чем было себя упрекнуть.
Она работала прислугой. И вдруг Мельхиор Крафт, сын Жан-Мишеля, женился на ней, очень удивив этим всех и в первую очередь самого себя. Крафты были люди небогатые, но пользовались большим уважением в прирейнском городке, где Жан-Мишель поселился около полувека назад. Все Крафты были музыканты из поколения в поколение, и в среде музыкантов по всему Рейну от Кельна до Маннгейма они были хорошо известны. Мельхиор играл первую скрипку в придворном театре, Жан-Мишель в свое время дирижировал на концертах, которые устраивал великий герцог. Старый Крафт был в отчаянии от женитьбы сына; он возлагал большие надежды на Мельхиора и мечтал для него о славе, в которой ему самому отказала судьба. Неосторожный поступок сына положил конец этим честолюбивым замыслам. Не удивительно, что вначале старик неистовствовал и осыпал проклятиями и Мельхиора и Луизу. Но он был добрый человек, и когда ближе познакомился со своей невесткой, то простил ее и даже стал питать к ней отеческие чувства, которые, впрочем, выражались главным образом в том, что он бранил ее без милосердия.