Петухи в городе не кукарекали, некому было отогнать подступающую ко мне в образе Данилы нечистую силу, поэтому я стал рассматривать разные варианты и мысленно задавать самому себе непростые вопросы. Например, как со сторожем, кто охраняет дом, трехэтажный особняк? Не может быть, чтобы он беспризорным был. Последние остатки здравого смысла остановили меня у роковой черты. Не стыдясь быть обвиненным в трусости, я прямо посмотрел в глаза Даниле:
Вдруг там кобель с теленка ростом, ноги не унесешь! Зверюга нас не покусает? довод показался мне достаточно убедительным, чтобы отказаться от сделанного предложения.
И тут я, кажется, дал маху. Получалось, что не будь собаки-волкодава, я приветствую набег на чужой сад. Данила так и понял.
Да ты что, постарался успокоить он меня, если бы был песик, он к воскресенью гавкать перестал, сдох бы с голоду, всю неделю не жравши.
Нет, все-таки, что ни говори, а убеждать Данила умеет, как он моментально волка-телка, зверюгу-пса, превратил в тявкающую шавку, и страх сразу куда-то подевался.
А на стену как влезем? не подумавши хорошо, выдвинул я другой довод, который легче первого опровергался.
Я тебя подсажу.
Нет, лучше я тебя.
Теперь то я хорошо понимаю, что никогда нельзя идти на поводу у чужого мнения. Кто мешал мне отказаться? Досыпал бы себе спокойно, глядишь, еще сон увидел бы про египетские пирамиды. А я, толком не подумав, сразу согласился. Обалдуй.
Тихо! Одеваемся! стал командовать Данила.
С вечера, на завтра, то есть уже на сегодня, у меня лежала рядом на стуле обычная сменка: шорты, кроссовки, майка. Так что оделся я быстро, а Данила ковырялся два часа. Переодеться ему не во что было, как он пришел вчера в белой сорочке и единственных парадных, тщательно отглаженных черных брюках, так и одел их сейчас. Отменно навакшенные ботинки с толстенными каблуками дополняли образ джентльмена собравшегося в пиратский набег. Только он забыл, что находится не на капитанском мостике, а самому, как коту придется лазать по неприступным стенам. Что сделаешь, охота пуще неволи. А как с вечера на вешалке развешивал брюки, чтобы ни одна строчка не помялась, кто бы только посмотрел. Я и выручить его не мог, в другую комнату нырнуть, дать ему что-нибудь из своего гардероба; ненароком разбудишь деда с бабушкой, да и размер не тот, не влезет толстый в мою одежду.
Ах, ладно, махнул Данила рукой, успокаивая себя, я аккуратно. У Хвата наверно кругом дорожки песочком посыпаны, не выделаюсь.
Ага! поддел я его. И люстры висят над каждым кустом, чтобы ты случайно не споткнулся, и зеленые яблоки не сорвал.
Так мы и собрались, он весь в парадном, как к теще на именины, а я рядом бедным родственником в стиранной, перестиранной одежде. Потихоньку мы спрыгнули с подоконника в сад.
Летом быстро развидняется. Казалось, только что Млечный путь серебристой дорожкой торил небосвод из края в край, как вдруг он начал расплываться, таять и исчезать в розовеющей глубине июльского неба. Легкие перышки облаков неслышно неслись нам навстречу. Я поежился от утренней свежести. Сна как не бывало. Снова вскачь понеслись тревожные мысли. Пока еще было время для отмены опрометчивого решения, я предложил дать задний ход.
Может, не полезем? Ведь это воровство, хриплым голосом, непроизвольно сглотнув слюну, спросил я Данилу. А тот уже закусил удила.
Еще чего. Кто из нас вор, еще надо будет разбираться. Мы по сравнению с ним святые.
Я деланно рассмеялся.
А
с тебя иконы писать.
Мне бы его уверенность. Не зря у него дома на видном месте висит ремень. Данилина бабка, в противовес учению Макаренко и Ушинского считает его лучшим педагогическим средством. Но сейчас, по-моему, и он не убедил бы моего дружка, он был уверен, что мы идем на благое дело. Данила всех на свете считал жуликами, а Хвату-Барыге готов был среди них присвоить звание фельдмаршала.
Пару лет назад, на нашей же улице, опоясывающей озеро, Хват-Барыга купил большой участок земли. Год на этой территории работали несколько бригад строителей, затем озеленителей, а в начале года, за высоченным кирпичным забором, уже луковками крыши тянулся к небу трехэтажный, красивый особняк. Я подозреваю, что Данила, не раз уже с забора заглядывал внутрь, во двор.
К дому Хвата можно было подойти по тропинке, со стороны озера. Разное, про дом болтали. Говорили, что весь особняк у него в зеркалах, и пол, и потолок. Такого ни у кого из «новых русских» в городке не было. Я раз слышал, как мужики у магазина восхищались:
Там зеркалов, как во дворце, замучаешься бить по пьяному делу.
На что один из них резонно возражал:
Это у него от жадности.
Какой жадности? не поняли другие.
Ну, как же. Выпьет гость с гулькин нос, рюмашечку, глядь по сторонам, а в глазах уже двоится и троится. Он и прекращает пить. Баста. Вот отсюда хозяину и прибыль, а на самом деле оптический обман.
В тот раз я не стал дослушивать этот бред про прибыль, купил хлеба, и спокойно прошел мимо.
А вот с забором у него вышла промашка. Кто-то, видно не шибко умный, посоветовал Хвату-Барыге поверх кирпичной стены пустить еще невысокий частокол металлической ограды. Издалека казалось, будто древнерусская рать, изготовившаяся к отражению вражеского натиска орды, ощетинилась копьями. Зато нам, слава богу, было за что ухватиться.