— Последний, сто пятидесятый.
— Чудесно! — дружно обрадовались все.
Тимоти начал декламировать текст, который, как его учили, был «самой могучей в истории человечества симфонией хвалы Господу», песню, которая начинается и заканчивается призывом «Аллилуйя» («Хвалите Бога») и содержит его в каждом стихе.
Духовные вербовщики были под впечатлением.
— Почему бы тебе не пойти с нами и не познакомиться с нашим ребе? — приставали они.
Тим вдруг растерялся. Эти молодые люди, в отличие от не знающих радости фундаменталистов, как их описывала Дебора, горели искренней любовью к Господу.
Ему на ум пришел единственный логичный довод.
— Прошу меня извинить, — сказал он на идише. — У меня уже есть духовный наставник.
После этого он вернулся к дочери раввина, и они вместе прошли четырнадцать этапов Крестного пути.
Последние пять, в том числе Голгофа и Гроб Господень, находятся в пределах храма Гроба Господня, величественного сооружения, которое делят между собой шесть христианских церквей — греко-православная, римско-католическая, коптская, армянская, сирийская и абиссинская.
Тим безмолвно впитывал в себя атмосферу этого главного памятника Страстям Спасителя, и Дебора почувствовала, что в этот момент даже она для него перестала существовать.
Почти полчаса он провел в молчании, а когда наконец заговорил, слова давались ему с трудом.
— Куда ты теперь хочешь? — робко спросила она.
— Дебора, — дрогнувшим голосом предложил он, — можно мы немного пройдемся?
— Конечно.
— Хотя… Это ведь довольно далеко. Если хочешь, можем поехать на автобусе.
— Нет, нет, — заявила она. — Мы пойдем пешком туда, куда ты захочешь.
— Я хочу еще раз взглянуть на Вифлеем.
Она кивнула, взяла его за руку, и они тронулись в неблизкий путь.
День уже катился к вечеру, когда они, пропыленные и иссушенные солнцем, вошли в храм Рождества, воздвигнутый больше тысячи лет назад над тем местом, где был рожден Христос.
По узкому проходу они проследовали в католический храм Святой Екатерины, где Тимоти в заднем ряду преклонил колени и стал молиться. Дебора стояла рядом, не зная, что ей делать.
Вдруг он пробормотал:
— О Господи! — И отчаянно зашептал ей: — Встань на колени, Дебора,
* * *
Когда он добрался до коллегии Терра-Санкта, оба его товарища уже были там.
— Ну, мы и упарились! — пожаловался Патрик Грейди. — А кроме того, здесь, в Иерусалиме, сколько ни ходи, все мало.
Его коллега Джордж Каванаг поддакнул:
— Целой жизни не хватит, чтобы здесь все осмотреть.
Ни один и вида не подал, что видел влюбленных в Вифлееме. И это был еще один крест, который предстояло теперь нести Тиму. Отныне он будет жить в постоянном беспокойстве, не зная, что именно известно его однокашникам. Воспользуются ли они своим знанием, для того чтобы его дискредитировать? И в какой момент?
— Должен покаяться, Хоган, — дружелюбно заявил Джордж. — Мы пожалели, что не позвали тебя с собой. Втроем было бы куда веселей!
— Да? — рассеянно переспросил Тим.
— Видишь ли, латынь я знаю довольно сносно, но здесь в основном все надписи по-гречески. Ты бы нам пришелся весьма кстати.
— Благодарю, — холодно ответил Тим. — Я польщен.
Как и было условлено, пунктуальный отец Бауэр привез своих немецких семинаристов с точностью до минуты. Измученных, пропыленных, поджаренных на палящем южном солнце.
Тим внутренне содрогнулся. Чудо, что они с Деборой и с ними нигде не столкнулись.
На следующее утро, на высоте тридцати тысяч футов над землей — и, стало быть, на столько же ближе к Небесам, — Тимоти читал требник, силясь направить свои мысли в благочестивое русло. Когда, готовясь к посадке, самолет принялся кружить над городом, в иллюминаторе показался Ватикан. Круглая базилика Святого Петра работы Микеланджело выходила на колоннаду дворца Бернини, что делало ее похожей на гигантскую замочную скважину.