Ох ты ж! Етить! посыпались возмущения и реакция людей на то, что со мной происходило.
Я сам понял, что выгляжу устрашающе. Мой лоб наморщился, взгляд стал звериным, готовым преступать все нормы морали и правил, верхняя губа чуть приподнялась и могло сложиться впечатление, что я скалюсь.
Я же говорю тебе, княжий человек, бес в него вселился, ни в какую дружину ему нельзя Вона и обет свой порушил. В храм его нужно вести. И пусть силен и велик он, но не воин, высказал мужик, который был ближе всего ко мне, это тот, что морда кирпичом.
Ратники князя, тоже присутствовавшие здесь, пялились на меня. Я не отворачивал глаза, узнавал некоторых из них.
Это он, братья с придыханием заключил Мирон. Влад, сын Богояра. Никакой не Фома.
Неа. Путаешь его видать с кем-то, сказал один из мужиков, прижимая чепчик, или то, что у меня ассоциируется с этим головным убором, к груди. То дело наше, круговое. Обет нарушил свой же, что немым ходить станет. В храм нужно его, да помолиться, в водице освещенной искупать.
Розойдись, люд честной, дорогу! кричали в стороне.
В мою сторону приближался еще один персонаж. Новый пакет данных Это Илья, местный священник. И мой мучитель? Сразу же появилось негативное отношение к этому человеку. Захотелось его взять и этим самым слитком серебра, что даровал ратник, по голове приложить.
Илья подошел ко мне вплотную и
Ты где, су Ай, что творишь, бесноватый! кричал поп.
Возмущение лжепопа, а без приставки «лже» я не мог рассматривать этого человека, было вызвано тем, что он попытался в своем обыкновении дать мне подзатыльник, ну, а я перехватил его руку и заломил ее.
Тот, того мы отшукали, наш сей отрок, довольный, вместе с тем несколько озадаченный, говорил Мирон.
Нашли, не нашли, задумчиво ответил лжепоп. В храме рабу божиему, порушившему обет, самое место, знамо быть.
Ты, Мирон, не слухай, Фомка хлусню, стало быть ерунду говорит. В храме его моем, окропим водицей закудахтала баба.
Дюжие руки начали теперь заламывать меня. Я сопротивлялся,
но еще не мог нормально управлять своими конечностями. Только это и позволило двум мужикам, бабе Улке, не без помощи и самого лжепопа скрутить меня.
Э! Руки! продолжал я возмущаться.
Но тело плохо слушалось и те мои потуги, которые обязательно привели бы к тому, что я бы я вырвался, не сработали.
Княжеские люди схватились было за мечи и топоры, но не рискнули против церкви идти. Был бы свидетелем всего происходящего князь, так обязательно рассудил бы.
Я князю все поведаю, подтвердил мои мысли Мирон.
Так ты и поведай, ратник, то твое дело, а покуда будет Фомка розгами получать за то, что обет нарушил, а еще за то, что к сребру притронулся, что даровано было на храм, нетерпеливо бурчал мужик. Уводите его!
Верило. И этого скота я вспомнил.
Было видно, как лицо Мирона изменилось, он побледнел и, лихо вскочив в седло, он уже скакал прочь.
Рыпнешься, и получишь каленое железо под бок, зашипел Верила Чудить вздумал?
Я почувствовал, как тела коснулось что-то острое.
Меня поволокли Вонь, что слепила глаза от аммиачных смрадов, грубые доски. Люди Это же нужно было специально искать такие типаж,и и не найдешь в том количестве, что попадались по дороге. Мужики: низкие, но кряжистые, жилистые, как правило, с сильно развитыми плечами и руками. У них еще и ладони у всех мозолистые, такое гримом не намажешь.
Но из тех, кто встречался нам на пути, когда меня волокли к церкви, мне были многие симпатичны вопреки их внешнему виду. Дело было в том, что я получал немало слов поддержки.
Да оставь ты отрока! Илья! Мало ль серебра он принес тебе? кричали вслед делегации с лжепопом и мной, почти обездвижимым.
Отлучу! периодически выкрикивал Илья, но люди продолжали бурчать и говорить нелицеприятные вещи вслед лжепопу.
Бурчали, говорили, но никто не делал попытки помочь мне. В то же время меня вели, как обычно ведут заключенных. Мои руки были вытянуты за спиной и постоянно ощущали давление, заставляя горбиться. Я пока не собирался вступать в противостояние, стараясь оценить последствия, но оставлять такое отношение к себе точно не буду. Еще поквитаемся.
*..*.*
Мирон проскакал сто шагов в сторону военного лагеря князя, что располагался за воротами Берлады, и оглянулся вслед странной компании, которая уводила могучего высокого парня. Десятник еще немного сомневался в том, что это Владислав. В последний раз его видели чуть меньше двух лет назад и тогда отрок выглядел несколько иначе
Он? спросил Мирон у Воисвета, самого старого воина в его десятке.
Да это он, сын предателя Богояра. И я не знаю, как поступить. Супротив попа идти негоже, Воисвет со вздохом развел руками.
А я не ведаю! Никто еще не ведает, был ли Богояр предателем и кто тогда отправлял вестовых поведать князю Владимирко, что наш Иван Ростиславович сел в Галиче, Чуть не выкрикнул Мирон. К тому же князь сказал, что хочет его видеть!
Не нужно было именем князя покрываться. Князь, мол, разберется, отчитывал Воисил Мирона. Кто ж князя без княжеского стола слушать станет? Может, только его дружина и все.
Эта тема была очень болезненной для всей дружины Ивана Ростиславовича. Почти два года назад галичские бояре и купцы запросили Ивана сесть за стол в Галиче, обещая, что станут крепки в своих клятвах верности новому князю, ну, а он, Иван Ростиславович, обещал поборы уменьшить. Да и имел права на галицской стол нынешний князь-изгой.