Набил руку. Вот смотри.
И я тут же написал чертёжным шрифтом начало алфавита до буквы «д», «видя» перед собой чертёжную сетку с размером ячеек один и четыре десятых миллиметра. Как когда-то учился «предок» на начертательной геометрии. Большие буквы получились размером в четырнадцать клеток, а маленькие десять.
Обалдеть, только и выговорил комсорг. Если бы сам не видел, не поверил, что такое возможно. Мы чтобы на стенде написать Ленинскую цитату, расчерчивали простым карандашом. Но красками будет сложнее.
Я не буду красками. У меня есть специальный фломастер. Дядя маме привёз из Японии.
Валерка недоверчиво посмотрел на меня.
И ты его испортишь на это? удивился он.
Почему нет? удивился я.
Ну, не знаю
Валерка скривился и я понял, что он бы такой фломастер ни за что бы не принёс в школу.
Он ей не нужен и через некоторое время высохнет. Она им стеклянные минзурки подписывала, когда в ТИНРО работала.
Понятно. Хорошо. Поговорю с директором. Про весь твой проект говорить не стану. А ты мне вот что скажи Э-э-э У нас конкурс школьных стенных газет посвящённых Дню Победы «9 мая». Может подключишься?
Каким образом?
Ну Нарисуешь там что-нибудь
Стенная газета? Там же Татьяна Васильева командует. Она никого не подпустит к газете и на пушечный выстрел. Она и Андрей Тиханов. Он там и рисует.
Ну, свою газету нарисуй! У них всё равно получится, как открытка праздничная: цветочки, танк, подводная лодка обязательная.
Да ты что удивлённо возмутился я. Андрюха друг. Как он нарисует так и будет. Ему я дорогу переходить не стану.
А я бы тебе стенд отдал, усмехнулся Валерка. У меня есть в загашнике. И краска есть разная. Мы бы и директору ничего бы не говорили. Сделали бы и повесили.
Хм! Ты подкупаешь, что ли меня, комсорг? спросил я усмехаясь.
Ну, почему, подкупаю, покраснел он.
Валерка был сильно похож на свою мать математичку Людмилу Давыдовну.
Хорошо, я подумаю. Но сначала поговорю с Андрюхой. Может ему это газета и «не упала совсем». Как и Татьяне. Они, я знаю, уже к экзаменам готовятся. Да, кстати Передай Людмиле Давыдовне
И я достал из другой специальной папки для рисунков портрет.
Ух, ты! вырвалось у него. Это же она! Вот это ты У меня так никогда не получалось. И снова точками. Да ещё и с цветом. А я думаю, как живая А оно вот что Какой объём! Ну, Мишка! Ну, молодец! У неё же день рождения скоро Как фотография! Обалдеть!
Валерка почему-то пожал мне руку.
Молодец!
Ладно, пошёл я.
Меня почему-то смутило то, как Валерка отреагировал на мой рисунок. Чего в нём такого особенного? Ну, похожа Ну и что?
Людмила Фёдоровна у меня получилась такая, как она смотрела на меня в первый день её выхода на работу после моей комы. В её взгляде и полуулыбке так и читалось: «Лучше не начинай!»
На ней точками
были нарисованы: в правом нижнем углу наши воины у стен Рейхстага, в левом верхнем углу наши воины, водружающие знамя победы, в левом нижнем углу стреляющие фашистские танки, двигающиеся вправо, и самолёты, бросающие бомбы. В правом верхнем углу наши танки, самолёты и командир, с пистолетом, поднимающим бойцов в атаку, и двигающиеся к знамени победы.
Всё было нарисовано чёрной тушью, кроме красного знамени, чуть увеличенному мной и развевающемуся над рейх канцелярией. Точек было больше чем звёздна ночном небосводе. Чёрных звёзд Когда отец увидел моё творение, он прослезился и молча пожал мне руку. Мама, не, стесняясь, рыдала в голос. Газета выглядела строгой и объемной, как барельеф на монументе.
Рисунки перетекали друг в друга, и казалось, что победа родилась из правого верхнего угла. По центру красными буквами был написаны стихи Михаила Ножкина «Последний бой», первый куплет и припев его знаменитой по фильму «Освобождение» песни.
В школе газету приняли хорошо и вывесили её сразу после первомайского праздника. Третьего мая мы пришли в школу, а четвёртого в среду газета уже висела. Наверное, вечером повесили. Газету прозвали «Чёрный квадрат Шелеста» по аналогии с известным квадратом «Малевича». Недовольна была только наша классная руководительница, ведь и наш класс участвовал в школьном конкурсе. И если бы я «болел за класс, то я бы» И так далее
Бесстыдство этого человека меня с одной стороны поражало, а с другой стороны, «Предок» меня убедил, что уважать и любить нас было сложно, ведь мы были такими придурками. Особенно пацаны. Позже мне кто-то сказал, что в «а» класс в СССР сводили не самых лучших, как я считал, а наоборот. Вот и у нас был такой «сброд», что мы так и не смогли сдружиться даже к концу школы. Мы, почему-то, не любили друг друга. А другие классы даже и после школы собирались вместе.
Как известно, коллектив в своём психологическом развитии не поднимается до самого лучшего его представителя, а опускается до уровня самого ущербного. Так и у нас случилось, наверное. Слишком много в нашем коллективе было асоциальных типов. Это до меня дошло уже в зрелости, на каком-то школьном «вечере встречи», куда из нашего класса пришло, кроме меня, всего два человека мужского пола. Многих к тому времени уже и в живых-то не было, а остальные догорали в наркотическом или алкогольном бреду. Это, между прочем, рассказал мне мой «предок».