С помощью прислужника? Иннидис не ослышался? Право, только в Иллирине, пожалуй, такое и возможно, чтобы рабам прислуживали другие рабы!
Но сейчас это ещё и успокаивает меня почему-то Словно упорядочивает мысли. Парень мягко коснулся виска пальцами другой руки. Иначе они носятся туда-сюда, как безумные.
Он улыбнулся стеснительно и продолжил вплетать шнурок в косичку, но уже не перед зеркалом, а стоя и почти не глядя на результат.
Иннидис обратил внимание, что с той стороны, где у него шрам и отсутствует половина уха, Ви вплёл эти нити так часто, что они напоминали бахрому и зрительно как будто утяжеляли и без того тяжёлые прямые волосы. Будто он хотел сделать своё увечье как можно менее заметным. Скорее всего, по этой же причине он никогда не собирал волосы в хвост или пучок на затылке.
Встречаются красивые люди, которых мало заботит собственная внешность или они о ней не задумываются, но Ви к таким очевидно не относился. Наверное, ему нелегко было принять в себе внешние изменения, ведь, должно быть, он привык выглядеть идеально, как и прочие рабы для господских радостей. Однако держал он себя совсем не так, как те из них, кого Иннидису доводилось видеть в столице. Он вёл себя едва ли не тише Чисиры, безропотно выполнял все его поручения и даже просьбы прислуги, терпеливо относился к капризам Аннаисы... Учитывая его более чем скромное поведение, было совершенно неясно, почему после возвращения в свой дом Иннидис, едва успев порадоваться чудесному преображению подопечного, тут же начал испытывать смутное раздражение при взгляде на него. Хотя Ви не сделал ничего плохого и ничем не заслужил его недовольства, ещё и настолько откровенного, раз от парня оно не ускользнуло.
Впрочем, одна догадка насчёт причины всё же возникла...
Пожалуй, мне стоит кое-что тебе объяснить, начал Иннидис, пройдя от двери вглубь комнаты. Когда я бывал в Эртине, то встречал в домах высокородных вельмож этих красивых рабов в шелках и драгоценностях. Они вели себя так, будто сами были знатными господами, и смотрели на других едва ли не как на низших существ. По сути же сами являли собой жалкое зрелище люди, гордящиеся своими цепями. Признаюсь, когда я понял, что ты был одним из них, то невольно решил, будто и в этом ты на них похож. И начал думать о тебе так же, как о них. Боюсь, это повлияло на моё отношение к тебе, но я был несправедлив. На самом деле я вижу, что ты совсем другой.
Парень отвёл взгляд, будто в неуверенности и даже в смятении, но затем вдруг сам посмотрел Иннидису в глаза.
Такой же, твердо сказал он. Я такой же. И вёл бы себя точно так же.
Как? с усмешкой спросил Иннидис. Кичился чужим богатством и рабским ошейником?
Подчёркивал собою богатство, знатность и великолепие своих хозяев, спокойно ответил Ви. Такие, как мы, господин такие, каким был я, рабы в шелках и драгоценностях, лучше всего подсвечиваем родовитость и состоятельность вельможи. Ведь если даже невольники такого господина могут выглядеть и держать себя так... горделиво, то насколько же могущественен и богат он сам. Об этом не принято говорить, но это всегда подразумевается.
И тебе самому не противна была такая жизнь?
Он едва успел закончить фразу, как понял: если что и противно, так это сам этот вопрос. Одним своим высказыванием он с ходу осудил всю жизнь этого парня, всю целиком, не имея о ней почти никакого представления.
Лицо Ви застыло, пальцы замерли, и он опустил руки. Недоплетённая косичка начала расползаться, и у Иннидиса возникло навязчивое желание либо распустить её полностью, либо, наоборот, ухватить и закрепить нитью.
Нет, господин, не была противна. Ведь ничего другого я не знал, в ровном голосе не слышалось никаких эмоций. Я изначально предназначался для этой роли. Для того чтобы радовать взоры и ум своих хозяев, украшать собою их дом и подчёркивать их богатство. Меня готовили к этому с рождения. Если это вызывает у тебя презрение, то мне жаль. Меньше всего я хотел бы, чтобы ты меня презирал, но
я такой, какой есть, и не могу изменить прошлое.
Я вовсе не презираю тебя, Ви, как можно мягче сказал Иннидис. Но мне кажется ужасно несправедливым, что все твои лучшие черты были направлены только на удовлетворение чужих желаний и гордыни. Твой разум, твой нрав и твоя внешность, все твои умения и даже это врождённое изящество
Не врождённое, возразил он, глядя уже не на Иннидиса, а куда-то вбок. Этому меня научили так же, как и всему остальному. Я раньше не задумывался, но потом оказался здесь Когда моё тело ещё было бессильным, но разум уже проснулся, у меня появилось много времени для мыслей. Я много думал и вспоминал. И лучше бы я этого не делал, господин, потому что теперь я не знаю, есть ли во мне хоть что-то моё. Он запнулся и вскинул на него испуганный взгляд. Извини, господин, сам не знаю, зачем говорю тебе всё это Просто иногда мне начинает казаться, что я что меня он снова запнулся, и следующие слова явно дались ему с трудом: Вот как дрессируют породистых псов и лошадей, так и меня дрессировали. И может быть, я весь ненастоящий. И когда я думаю об этом, мне делается страшно.