Но уже на следующий день в гости к Уттасу завалились с десяток его приятелей, и все они до самого утра много смеялись, говорили, пели и пили, и Иннидис подумал, что нет, пожалуй, расстались всё-таки не зря.
Он провёл в Зиран-Бадисе три дня, в течение которых окончательно договорился
с наёмным возницей, чтобы отвёз его в портовый город Аккис на востоке Иллирина, откуда на корабле он уже отбудет в Эшмир.
***
Прошли сутки, как за господином закрылись ворота.
Вместе с остальными слугами Ви продолжал выполнять свою обычную работу, которая стала уже хорошо знакома, и вроде всё было как всегда, но в нём самом что-то неуловимо изменилось. Он привычно подновлял подстилку для лошадей, собирал свежую траву для кроликов, поливал деревья в саду, но больше не чувствовал себя в безопасности. Словно опора ушла из-под ног. Он только сейчас понял, что до сих пор чувство защищенности в этом доме ему давал господин. Но теперь господин уехал
Восприятие Ви было искажено страхами и памятью о пережитом, а потому он не мог вполне ему доверять и знал об этом, но знание ничего не меняло ощущения оставались прежними. Единственное, что он мог попытаться сделать, не поддаваться им. Тем более что до сих пор никто здесь не причинил ему зла. Наоборот. В этом доме к нему проявили истинную доброту и отнеслись с большим терпением: и Чисира, и Мори, который стал ему другом, и, конечно, Хатхиши. Ви был за это по-настоящему признателен, он и на ноги-то встал и ходить начал во многом благодаря им. Но от брезгливости к себе и едкого стыда его исцеляли отчего-то только слова и прикосновения господина. То, как вёл себя с ним хозяин дома, знатный иллиринец, в сознании Ви переплавлялось в мысль, что если уж такой господин мог дотрагиваться до него без гадливости и бережно, то, может, Ви всё-таки не заслуживал презрения, несмотря на отвратительный облик, несмотря на всё то, что делали с ним на шахте. И хотя он знал, что не виноват в том, что с ним там творили, но чувство было такое, будто причина всё-таки в нём. И только доброе отношение господина помогало усомниться в этом.
Нередко Ви хотелось доверительно заглянуть ему в глаза и рассказать обо всём, что он испытал и испытывает, обо всех своих страхах и радостях, разочарованиях и надеждах. Конечно, он не мог позволить себе такую дерзость, но подобное желание испытывал всякий раз, когда просил господина о помощи и даже когда не просил, но всё равно получал её.
И вот, теперь, когда милосердный скульптор уехал так надолго, в душе Ви образовалась пустота, которая быстро и неотвратимо заполнялась тревогой, горечью и мрачными предчувствиями. Он словно бы вернулся в те первые дни, когда только-только оказался в этом доме Многое, что происходило с ним тогда, он видел и воспринимал совсем иначе не так, как это было на самом деле. В то время он как будто находился в своей, искажённой реальности
Он помнил, как ударился лбом обо что-то жёсткое, и череп словно раскололся на множество частей. Он понадеялся, что на этом всё, конец, но сразу же в черепе запульсировала боль, а нечто огромное, как опухоль, начало распирать его изнутри. И тогда Ви понял, что всё ещё жив, что его просто выбросили из повозки.
В колени и локти вонзились мелкие камни. В бок и бедро тоже, но в коленки и локти особенно ощутимо. Он пытался найти такое положение тела, чтобы острые камни не раздирали и без того истёртую израненную кожу, не впивались в неё. И он ползал, возился среди этого щебня, тщетно стараясь нащупать ровное место.
Чьи-то руки подняли и потащили его, а затем снова бросили на твёрдое, и это снова болью отозвалось в голове и теле. Но в этот раз на жёсткой поверхности хотя бы не было камней. Он чувствовал это, но почти ничего не видел при слабом освещении и заплывшими от гноя глазами только размытые цветные пятна.
Вроде потом его снова волокли куда-то и снова бросили, он не понимал куда, но знал, что будут мучить. По-другому не бывало. Единственным милостивым человеком был дряхлый седой лекарь, который раньше подкармливал его, но затем умер. И тогда не осталось никого, кто бы помогал пока ещё живому Ви.
Его отдали на растерзание какой-то женщине так ему показалось. Вместо господина надзирателя его почему-то истязала женщина. Ви был уверен, что его мучитель прислал её вместо себя, и она кричала, он не разбирал слов, но знал, что она глумится над ним и угрожает. Она пытала его, терзая его раны. Он не видел, что она делает, но было больно, всегда так больно! Ему казалось, что она сдирает с ран только-только образовавшуюся корку, ковыряет их, а потом льёт туда солёную воду. Это чтобы он не забывал.
Хозяин так приказал называть себя господин надсмотрщик тоже любил напоминать ему о ранах, но не всегда через боль. Как-то раз, ещё в начале, подтянул его на цепи к себе и поднёс мутное маленькое зеркало, и оттуда смотрело не лицо, а что-то целиком багряно-синее, что-то опухшее и кровоточащее. Это был, конечно, не человек, он был уже не человек И он заплакал тогда ещё он мог плакать.
«Ну что, псина, как тебе?
спросил тогда хозяин. Красавец, да? Нравится?» Хозяин очень не любил, когда ему что-то не нравилось, и поэтому Ви быстро-быстро закивал, чтобы хозяин не подумал, будто он недоволен.