На год старше Иннидиса, выходец из северной страны, из небогатого и не очень знатного, но благородного рода, Эйнан угодил в рабство меньше года назад. Его привезли в Иллирин работорговцы после одной из приграничных стычек. Выкуп за него платить было некому вся семья погибла, вот мальчика и продали в рабство. Родители посчитали его полезным именно потому, что он ещё не забыл, как обращаться с оружием, и за неимением лучшего мог стать для их сына напарником в тренировках. Ведь в доме Амелота других напарников Иннидису было не найти, особенно с учётом, что он даже не старался бы их искать. Это отец с матерью тоже понимали, ведь прекрасно видели ещё раньше, с самого его детства, что в свободную минуту их
сын хватался вовсе не за деревянный меч, как другие дети, а за уголь для рисования.
О, если бы они знали тогда, во что выльется этот их «подарок», когда сыну исполнится шестнадцать
Среди покрытых шелковистым мхом камней журчал горный ручей, палая хвоя пружинила под ногами, а они с Эйнаном, хохоча, боролись друг с другом за найденную на тропке серебряную фибулу, оброненную каким-то путником. В конце концов Иннидису удалось подсечь приятелю ноги, повалить его и, взгромоздившись сверху, крепко ухватить его запястья, придавив к земле. Эйнан смеялся, сжимая фибулу в кулаке и пытаясь высвободиться, его волосы разметались по хвое, и пожухлые хвоинки, взвившись, запутались в тёмно-русых прядях. Чтобы не позволить ему выкрутиться, Иннидис ещё крепче уселся на нём, ещё ниже склонился, так что они оказались лицом к лицу, а затем попытался разжать его кулак. Эйнан не поддался.
Осторожно, Иннидис! хохотнул он. Ещё немного и ты меня поцелуешь!
Их губы и правда находились совсем близко.
Ещё немного, и я восприму это как приглашение, слегка осипшим голосом парировал Иннидис, чувствуя, как колотится и замирает сердце.
Эйнан тут же перестал смеяться, лицо его сделалось серьёзным, и он оставил попытки высвободиться и разжал кулак.
Может быть, это оно и есть, сказал он тихо.
Боги, как же Иннидис был счастлив в ту минуту, и много минут после, и ещё почти целый год! Они упивались друг другом и не могли насытиться, двое жадных до любви мальчишек. Он обожал Эйнана до безумия, и он собирался дать ему свободу, как только достигнет совершеннолетия и сможет распоряжаться собой и другими. Он хотел быть с ним, свободным, вместе открыто и навсегда. Но мечты и планы разбились, когда об их связи узнали родители В дальнейшем это стоило Эйнану жизни. Иннидис тогда не сумел ему помочь, и по сей день не мог себе этого простить. И ни к кому больше, ни к одному из своих немногих любовников, он не испытывал таких сильных чувств, как к Эйнану. Наверное, уже и не испытает
Зачем только он сейчас вспомнил об этом? В душе привычно шевельнулась боль, которую прошедшие пятнадцать лет ослабили, но так и не изгнали.
Только когда Хиден вывел лошадь за пределы города, мысли наконец рассеялись, и потянуло в сон. Иннидис задремал, невзирая на то, что повозка подпрыгивала на каждой рытвине. Он плохо спал минувшей ночью, мешало будоражащее разум волнение, и сейчас это сказалось. Он так и провёл в полудрёме, в полубодрствовании всё время до первой остановки в придорожной таверне.
В Зиран-Бадис прибыли спустя три дня, сразу после полудня. И хотя Эртина и её пригороды, казалось бы, находились не так далеко от юго-западных окраин Иллирина, но разница в погоде ощущалась. В Лиасе в начале осени все ещё держалась жара, здесь же веяло приятной свежестью.
Дом Уттаса стоял в западной части города не самой привлекательной, но и далеко не самой захолустной. Где-то неподалёку вроде бы даже находилось одно из имений военачальника Нирраса...
Небольшой двухэтажный дом из розоватого камня в окружении кустов жасмина выглядел приветливо, под стать самому Уттасу, который в сопровождении двух домашних рабов вышел Иннидису навстречу.
Добро пожаловать, дорогой мой! Счастлив тебя видеть! восклицал как всегда весёлый и радостный Уттас, одетый в золотистого цвета тунику. Посмотри на себя, совсем не изменился! улыбнулся он во весь рот и, взмахнув рукой, пригласил его войти внутрь. Двое рабов в это время занялись Хиденом, конем и повозкой. Нет, правда, на ходу продолжал Уттас, впуская его в дом, всё так же красив, но до неприличия не украшен.
Красоту Иннидиса Уттас постоянно преувеличивал, как и его равнодушие к украшениям, но такой уж он был человек: чего-то среднего для него попросту не существовало, а все его эмоции всегда были как будто немного чересчур. Если он радовался, то бурно, если огорчался, то до мрачного уныния, если кого-то любил или на кого-то злился, то до умопомрачения. Это в своё время привлекло Иннидиса и это же потом утомило. Но сейчас ему было приятно видеть былого друга жизнерадостным и довольным.
Комната для Иннидиса уже была подготовлена, и они с Уттасом в ней же и провели время за вином, едой и беседой. А потом, ближе к вечеру, ещё и прошлое вспомнили. Поглаживая любовника по обнажённому плечу, целуя его губы, Иннидис даже подумал, что, может, зря они расстались, ведь вообще-то им было вместе неплохо.