Нет, сказал он и прочистил внезапно сжавшееся горло. Нет, мы не подражали обезьяньему языку. Мы
Обезьяний язык? У обезьян нет никакого языка!
Ну, я хотел сказать обезьяньим сигналам.
Уу-оо! прошептал Сэм, корчась от беззвучного смеха.
Когда ваш обезьяноподобный сотоварищ оправится от своего припадка, можете продолжать, сказал Ханкс. Он глядел на них сквозь толстые очки так, будто очки телескоп, а он астроном и только что открыл какой-то жалкий астероид, которому нечего делать в этой точке пространства.
Сэм перестал трястись и закусил губы, чтобы не прыснуть вслух. Джим снова прочистил горло.
У меня у меня возникли кое-какие мысли по поводу того, что вы сейчас сказали о развитии, то есть о возникновении, жизни в первичном растворе и о статическом то есть о статистическом неправдоподобии этого. Но мне нужно еще подумать, прежде чем сказать что-нибудь. Сейчас я хотел бы сказать про то, о чем вы говорили на прошлой неделе. Помните? Вы, то есть
мы, говорили, почему, например, человеческие и собачьи зародыши так похожи. На ранних стадиях развития, во всяком случае. Вы объясняли, в свете теории развития, почему у человеческих эмбрионов имеются хвосты. Сами вы, очевидно, в эту теорию не верите. Потом вы пытались объяснить, почему, если Создатель сотворил все живые существа всего за пару дней вы пытались объяснить, почему тогда у всех самцов имеются соски, хотя они в них и не нуждаются и почему у нелетающих насекомых есть крылья.
В горле у него пересохло. Ханкс ухмыльнулся как нельзя более подло.
Все смотрели на него, Джима. Кто-то хихикнул, когда он упомянул о сосках.
И почему у змей имеются рудиментальные рудиментарные конечности, хотя они им не требуются так же, как самцам соски, а нелетающим насекомым крылья. Не было бы ни этих сосков, ни конечностей, ни крыльев, если бы все были созданы в один день. А вы сказали, что крылья, соски и конечности были созданы ради симметрии. Создатель, мол, был художник и сварганил всех симметричными.
Джим сказал о Создателе «сварганил», чтобы позлить Ханкса. Теперь его голос окреп, стал глубже, и говорил он почти без запинок. Его несло. К черту последствия!
Но эта «симметрическая» версия, прошу меня извинить, мистер Ханкс, звучит неубедительно. В ней нет логики. Я, по крайней мере, так думаю. Объясните мне вот что, сэр. Если Создатель был таким приверженцем симметрии, почему же он в день творения не снабдил самцов женскими гениталиями и наоборот? Почему у нас, мужчин, нет также влагалищ, а у женщин мужских половых органов?
Смех в классе. Мистера Ханкса прорвало:
Заткнись и сядь!
Но, сэр!
Я сказал, заткнись и сядь!
Джиму следовало бы радоваться ведь он восторжествовал. Но его трясло от злости. Ханкс точно как отец. Проиграв в словесной битве, он отказывается слушать дальше и пускает в ход право затыкания рта, которое взрослые используют против детей. И бессмысленно апеллировать к высшему суду, потому что Ханкс сам член этого суда.
К счастью, как раз вовремя прозвенел звонок с урока. Ханкс выглядел так, словно его вот-вот хватит удар, однако он не велел Джиму прийти к нему в кабинет после уроков. Джиму казалось, что его собственные сосуды тоже того и гляди лопнут. Но спустя несколько секунд, выйдя в холл, он начал испытывать и радостное волнение наравне с бешенством. Он показал-таки старому пердуну, ходячему ископаемому, ку-клукс-кланцу христианцу.
Боб Пеллегрино и Сэм Вайзак шли рядом с ним в толпе. Боб сказал:
Что толку, если ты выигрываешь каждый спор с этой падалью. Вкатит он тебе пару, и всех дел.
Джим был согласен с эпитетом, которым Боб наделил Ханкса. Для молодежи все, кому за шестьдесят, это падаль, гниль. Пускай старик тщательно соблюдает личную гигиену его загрязняет близость к смерти. Старуха Смерть воплощение распада и заражает всех, кто приближается к ней.
Но одного Джим не знал, и ему суждено было узнать это лишь намного позже. Он не знал, что Ханкс гораздо ближе к истине, чем сторонники эволюции.
ГЛАВА 8
«Я знаю, что от этого вы не станете писать лучше, сказал Лам, и что эти академические знания вам никогда не понадобятся. Но это не так уж сложно понять, а вы парень неглупый, что бы ни говорили другие учителя. Я вас не аттестую, пока это правило не въестся в вашу плоть. Я не в курсе современных достижений физики и не знаю, что это за обособленная частица такая».
На следующей перемене Джим с Сэмом пошли в туалет. Миновав пожилого вахтера у дверей, они вошли. Там было людно, шумно и воняло. Около умывальников привалился к стенке Фрихоффер (Щелбан) и его дружки, Долкин и Скарга. Они передавали друг другу бычок с травкой, точно им наплевать было, если вахтер их заловит, да им и было наплевать. Фрихоффер был здоровяк ростом шесть футов четыре дюйма, весил почти триста фунтов, у него был двойной подбородок, тугое пузо, морда, как у хрюшки, и глазки, как у хорька. Иссиня-черную щетину на роже следовало сбрить еще три дня назад. Сальные черные
волосы были связаны в хвост. Рубашку в красную и черную полоску он заляпал желтком.
Долкин и Скарга оба были коротышки, но очень крепкие, а их желтые шевелюры напоминали вороньи гнезда.