Задумчивый взгляд Тринейра стал еще более хмурым, как и у Дючейрна. Как бы сильно он ни боялся и не доверял последствиям вспыльчивости Клинтана, в том, что он только что сказал, было многое. Чарисийцы, по крайней мере, никогда не пытались притворяться, что они не бросали вызов авторитету Матери-Церкви. На самом деле, они напечатали тысячи копий текста вызывающего письма Стейнейра великому викарию и распространили их во всех портовых городах Сэйфхолда. Инквизиция изъяла все экземпляры, которые смогла найти, но Дючейрн был уверен, что все еще много их осталось циркулирующими. И тот факт, что Стейнейр выразил свое неповиновение в терминах вызова коррупции Церкви, а не в каком-либо доктринальном споре - помимо, конечно, доктрины о верховной власти великого викария - не прошел незамеченным.
И в сочетании с заявлением Динниса, это действительно задело Жэспара за живое. Но сам факт, что в его рассуждениях столько же гнева, сколько и логики, не обязательно делает их недействительными. Как и тот факт, что он искажает подтверждения.
Стейнейр прав в одном. Возможно, мне неприятно это признавать - я действительно ненавижу это признавать, - но совет викариев коррумпирован. Мы коррумпированы, и нам давно пора навести порядок в нашем собственном доме. Но как бы он ни был прав в этом, сначала мы должны сохранить этот дом. Мы не можем позволить кому-то разрушить единство Матери-Церкви, которое существовало с самого Сотворения, каким бы оправданным ни был его гнев и призывы к реформам. И если это правда, то мы должны открыто противостоять реальной природе битвы, с которой мы сталкиваемся. И, - печально признал он, - если это потребует от нас... искажать некоторые детали, чтобы сохранить целое, какой выбор у нас действительно есть?
- Итак, то, что ты рекомендуешь, - это открытая энциклика великого викария? - спросил Тринейр. - Не только для распространения среди епископов, но и для распространения с амвонов?
- Это именно то, что я рекомендую, - пожал плечами Клинтан. - Понимаю, что она должен быть тщательно составлена, и это потребует размышлений и займет некоторое время. Но считаю, что пришло время выложить все наши карты на стол.
- Если мы поступим так,
как ты предлагаешь, Жэспар, - сказал Дючейрн вслух, - это уменьшит масштаб и гибкость доступных нам стратегий. Если мы проведем эту черту открыто перед всеми Божьими детьми, тогда эти дети справедливо будут ожидать от нас действий. Действовать так смело и решительно, как того требует от нас Бог. Однако, как только что сказал Аллейн, у нас не будет такой способности действовать в ближайшие месяцы.
- В любом случае, потребуются месяцы, чтобы наше послание распространилось и по-настоящему дошло до людей, - парировал Жэспар. - Мы можем передать наши директивы соответствующим светским правителям и разослать нашу энциклику по всем церквям на материке в течение пятидневки, используя семафор. Но даже после того, как мы это сделаем, простым людям потребуется время, чтобы переварить то, что мы им сказали. И Матери-Церкви понадобится время, чтобы сформировать и направить их естественное и неизбежное чувство возмущения.
- Если мы объявим священный крестовый поход, - сказал Дючейрн тщательно нейтральным тоном, - пути назад быть не может. Любая возможность того, что мы сможем убедить духовенство Чариса или его народ добровольно и с покаянием вернуться в объятия Матери-Церкви, исчезнет навсегда. Единственное, к чему можно будет обратиться, - это к мечу, а не к разуму или увещеваниям.
- Это решение уже принято, - мрачно сказал Клинтан. - Это было сделано, когда Кэйлеб и Стейнейр решили отправить свое адское письмо и открыто присягнуть на верность Шан-вей.
Дючейрн внутренне содрогнулся, вспомнив другой разговор, когда Жэспар Клинтан за бутылкой вина почти случайно довел их до того, что они без предупреждения обрекали целое королевство на огонь и разрушение. У Дючейрна не было никаких сомнений в том, что они несут главную ответственность за сохранение Церкви и ее авторитета как последнего смертного гаранта душ всех людей повсюду. Тем не менее заявление Клинтана глубоко обеспокоило его на нескольких уровнях. Во-первых, из-за того, что это подразумевало относительно того, кто на самом деле принял первоначальное решение прибегнуть к насилию. Во-вторых, потому что это резко подчеркнуло пропасть смерти и опустошения, в которую Клинтан был готов бросить любого, кто встанет на его пути. И, в-третьих, потому что Клинтан действительно верил в то, что он только что сказал.
Это по-настоящему страшно, не так ли, Робейр? - задумался он. - Этот человек - великий инквизитор Матери-Церкви, хранитель святости ее доктрин и моральной прямоты ее священников. Достаточно плохо думать, что он все еще готов принимать решения в такое время, по крайней мере частично, на основе циничного прагматизма. Но если хранитель Божьего учения способен искренне убедить себя верить во все, во что ему нужно верить, чтобы соответствовать его собственным целям, сохранить свою собственную базу власти в Церкви, тогда где истинный гарант этого учения?