Ну не я же!
Уверенность, с какой это было сказано, повергла старшего лейтенанта в сомнение а вдруг и правда, он должен проверять противопожарную? Здесь нужно сказать, что летчики (особенно молодые) в большинстве своем почти не знали матчасть машины, которую пилотировали, за что среди технического состава имели прозвище «кожедубы» дубы, обтянутые кожей (техники же носили необидное звание "маслопузых"). Поэтому, совершенно неудивительным было замечание, с которым командир взялся за переключатель на контрольном щитке:
Ни хера не помню
Смелее, подбодрил борттехник.
Командир боязливо повернул переключатель на одну секцию. Где-то сзади вверху в недрах машины щелкнуло и зашипело. Оба члена экипажа замерли. Когда шипение стихло, командир откинулся на спинку кресла и сказал обреченно:
Пиздец! Вот и потушили пожар в отсеке главного редуктора.
Ты мне огнетушитель стравил! возмущенно догадался борттехник. Теперь я должен его снимать и тащиться в ТЭЧ, заряжать!
А хули ты мне не сказал, что я не то делаю?
Да ты рукой закрыл, я не видел, что ты там химичишь!
Ну, ладно, ты это виновато сказал командир, инженеру только не говори, что я стравил. Придумай что-нибудь ну, там, перепад давления, к примеру. А в ТЭЧ я сам схожу, заряжу. Ты огнетушитель сними я прямо сейчас и сбегаю. И в следующий раз ты мне подсказывай, не стесняйся!
Инженер:
Вписал налет по дням?
Вписал.
Теперь пиши "Итого за месяц". Суммируй.
Борттехник суммирует вслух:
Час десять плюс тридцать минут равняется час сорок.
Он смотрит на инженера. Тот кивает:
Так, дальше. Да не смотри на меня, это работа для первоклассника.
Борттехник бормочет (читатель, будь внимателен!):
Час сорок плюс тридцать пять это будет он задумывается, смотрит на инженера, это будет ЧАС СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ?
Инженер одобрительно кивает и благожелательно говорит:
Ну и крайние сорок минут плюсуй Итого (поднимает глаза к потолку) ДВА ЧАСА ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ
Пауза. Оба смотрят друг на друга. Борттехник начинает хихикать. Инженер взрывается:
Мудак хренов! Сам идиот, и меня идиотом делаешь?! Понаберут дураков в армию!
двигателей, а потом и своими первыми самостоятельными полетами, он никак не мог забрать свой парашют с борта инструктора (идти через всю стоянку). Однажды на утреннем построении инструктор, отводя глаза в сторону, сказал:
Ты бы забрал парашют нужно сдать его в ПДСку.
Зачем?
Да он испортился малость.
Когда борттехник увидел свой парашют, он оцепенел. Средство спасения представляло собой черный, совершенно слипшийся мешок мокрый и жирный на ощупь, с устойчивым запахом керосина. На его немой вопрос: "кто это сделал?", инструктор, смущаясь, поведал. Борт поставили "на прыжки". Борттехник (тот, который инструктор) снял дополнительный бак, потом выловил на стояночном просторе блуждающий топливозаправщик и поручил водителю заправить вертолет "по полной". Сам закрыл борт и удалился.
Водитель ТЗ залил через левый подвесной "по полной", потом открыл на борту лючок, за которым обычно находилась горловина левого дополнительного, сунул туда ствол заправочного «пистолета», нажал на спуск и задремал. Все 915 литров, предназначенные отсутствующему баку, вылились на тот злополучный парашют, который валялся на полу в ожидании хозяина.
Да ты не расстраивайся, сказал инструктор, в ПДСке твой купол простирнут. А вот я от керосина заебусь отмываться завтра хотел в Зею за сметаной слетать, да кто ж теперь поставит такой вонючий борт? И вся стоянка, между прочим, насквозь пропиталась
Однако все оказалось не так просто. Парашют был признан негодным к дальнейшей эксплуатации. "Вот если бы ты принес его раньше, сожалеющее сказал начальник ПДС старший лейтенант Н. А так он уже запарафинился". Объяснительная никому ничего не объяснила, и финчасть удержала у борттехника Ф. из нескольких зарплат целых 600 рублей советских денег.
Борттехник проклял своего инструктора и начальника ПДС страшным проклятием. Проклял и забыл. Но, как ни странно, ровно через год это проклятие сработало. В это время борттехник уже второй месяц бороздил небо Демократической Республики Афганистан. И пришло в эту афганскую часть письмо из родной приамурской эскадрильи, в котором описывалось чрезвычайное и невиданное до сих пор в полку летное происшествие.
Здесь уместно отметить, что перед самым убытием в Афганистан, борттехник Ф. сдал свой борт 22 своему бывшему инструктору. И сдал он этот борт во время перевода вертолета с летнего на зимние масла. Пробки на шарнирах хвостового винта, которые борттехник набил смазкой, были уже завинчены, но не законтрены, о чем борттехник Ф. (снятый инженером прямо со стремянки, на которой он стоял с контровкой в руках "беги, оформляй служебный паспорт, а борт сдашь старшему лейтенанту Ч.") добросовестно предупредил своего бывшего инструктора. Но старший лейтенант Ч. шел навстречу своей судьбе и наложенному проклятию, в этот день он так и не добрался до борта 22, а на следующий день стремянку уже утащили соседи, и Ч. забыл о предупреждении. Пробки остались незаконтренными.