Затем Черная Фея подбежала к трем самцам, вылизывавшим другого щенка, растолкала их и попыталась оттеснить то одним, то другим боком как можно дальше. Но самцы только крутились каруселью и не переставали лизать малыша. Тогда Черная Фея прибегла к последней отчаянной попытке отбить щенка и недолго думая прижала его к земле обеими передними лапами.
В эту минуту я заметил, что Ведьма больше не гоняется за щенятами, чтобы их вылизать, а тащит одного малыша в зубах, направляясь к норе. Она несла его не «за шиворот», а просто открыла пасть пошире и захватила щенка чуть ли не целиком. Минуту спустя она опустила его в темную дыру норы, подбежала к другому щенку и таким же манером отнесла к норе. Потом притащила третьего. Возвращаясь к норе с четвертым щенком, она встретила на дороге Черную Фею, которая, словно боясь, что детеныша уронят, помогла Ведьме нести его. Черная Фея прихватила щенка за загривок, а Ведьма держала его за спину. Они благополучно доставили его в нору, а затем вместе подогнали и подтащили туда остальную четверку, и сами улеглись неподалеку. Вскоре вся стая уже отдыхала.
Тем временем почти стемнело, и нам пришлось уехать. Возвращаясь в лагерь, я радовался, что логово Юноны оказалось поблизости от проезжей дороги, ведущей к озеру Лгарья, два года назад я нашел нору в местности, где не было никаких приметных ориентиров, так что мне каждый раз приходилось вести машину по компасу.
Логово стаи Чингиз-хана с щенками было нам наградой за пять месяцев непрерывных поисков, когда я потерял всякую надежду набрести на нору. Вот уже много лет, если только позволяли время и обстоятельства, я использовал любую возможность наблюдать гиеновых собак, когда встречал стаю этих бродячих охотников. Три года подряд я находил логовища с щенками в окрестностях озера Лгарья в период с января по апрель. Поэтому я и прибыл на озеро в феврале вместе с Джейн, ее матерью и Лакомкой, а также с двумя студентами, Джеком и Роджером, и был уверен, что найду логово и на этот раз.
Каждый день я вместе с Джеком и Роджером выезжал из лагеря, исполненный самых радужных надежд. Но проходили недели, и наш оптимизм мало-помалу истощался. День за днем мы петляли на трех машинах по необозримым просторам, пока, наконец, не стали обыскивать площадь в тысячу триста квадратных километров, временами предпринимая вылазки еще дальше. Иногда мы наталкивались на стаю, состоявшую только из взрослых собак, или на стаю с подрастающими щенками и всякий раз старались остаться с собаками как можно дольше. Мы работали посменно, подменяя друг друга примерно в десять часов утра и в четыре часа дня, пока кто-нибудь из нас не упускал собак безлунной ночью или же не терял и собак и машины, следовавшей за ними.
Во время таких встреч мы узнали многое, но логово с маленькими щенками нам так и не попадалось, а оно было совершенно необходимо, чтобы вести длительное изучение взаимоотношений отдельных собак внутри стаи. В тот период, когда щенки еще малы, взрослые собаки остаются на одном месте, а не бродят по необозримым равнинам. Но как только щенки подрастут достаточно, чтобы отправиться в странствия, они вместе со взрослыми оставляют родное логово и начинают вести существование степных
в нору и «щебетали», насторожив уши и махая хвостами. Внезапно Ведьма растолкала их и бросилась в нору. Из глубины до меня донеслось щебетание и повизгивание, и Ведьма, пятясь, вылезла из норы, а за ней почти сразу выскочили восемь щенят.
Несколько минут царила полная неразбериха взрослые поочередно здоровались с малышами и друг с другом, а остальные члены стаи окружали их и усиливали суматоху. Но вскоре все поутихли и взрослые улеглись на открытом месте под облачным небом.
Щенята снова принялись играть. Они все еще не очень справлялись с собственными лапами и ковыляли как попало, кусали и тянули друг друга за свернутые ушки, и каждый раз все это кончалось общей свалкой. Черная Фея лежала совсем рядом, время от времени какой-нибудь щенок пытался переползти через ее лапы или хвост и, конечно, тут же подвергался процедуре опрокидывания и неистового вылизывания.
В тот момент, когда солнце уходило за горизонт, старик Чингиз встал, потянулся и зевнул. Он рысцой подбежал к тому месту, где отдыхали Ведьма, Стриж и Баскервилль. При его приближении они вскочили, и все четверо принялись тереться носами, лизать друг друга в губы, виляя поднятыми хвостами, а их повизгивание постепенно перерастало в восторженное щебетание. Остальные взрослые собаки тут же присоединились к ним, и вот уже вся стая топчется и кружится, совершая обряд приветствия. В этом мелькании лап, хвостов, гибких тонких тел взгляд выхватывал то Ведьму и Стрижа, широко раскрывших пасти с загнутыми назад языками, то старика Желтого Дьявола, от радости напрудившего на собственные лапы; вот Юнона припала на передние лапы, извернулась и лизнула Чингиз-хана прямо в губы. Но вдруг, так же внезапно, как началась, дикая пляска утихла, и стая побежала рысью на вечернюю охоту. Подобная церемония почти всегда происходит перед тем, как стая отправляется на охоту, и больше всего похожа на наш обычай говорить «Доброе утро» так муж и жена здороваются утром, целуя друг друга, даже если и проспали всю ночь бок о бок (у немцев все члены семьи по утрам и на ночь обмениваются рукопожатиями). Большинство жестов, из которых состоит обряд приветствия, ведет свое происхождение от «выпрашивания», когда собаки точно так же тычут друг друга носами и лижут в губы. В такие моменты между поведением вышестоящего члена стаи и его подчиненного собрата не наблюдается почти никакой видимой разницы. По-моему, это прекрасный способ подчеркнуть единство стаи на охоте так и кажется, что щебечущие звуки говорят: «Я сливаюсь воедино со всеми. Я приму участие в охоте и получу свою долю добычи. Бежим! Бежим!»