Вам не помешает, если я буду ходить? Очень хорошо Ну-ну, пожалуйста
Валерий заранее решил, что скажет. Без эмоций, только факты. Об анализе не стоит: результат отрицательный.
Поработали вы неплохо, мимоходом отметил прокурор. Ничего нового? Так. Что же, надо передать в суд?
Как будто.
Прокурор спокойно продолжал мерить шагами комнату. Сказал не оборачиваясь:
Значит, нельзя передавать в суд.
Почему? схитрил Валерий.
Потому, что у следователя нет внутренней уверенности. А почему это, надеюсь, вы объясните.
Таирова не признает себя виновной.
Знаю. Очень печально. Но одного этого мало.
Я ей верю, Гасан Махмудович
Прокурор наконец-то обернулся. Сказал негромко:
Вот это меняет дело. Вы были у эксперта?
Был. Он считает, что возможно только одно кроме, конечно, ошибки Таировой: неизвестная примесь в нефти. Я давал на анализ из резервуаров. Безуспешно. А мой товарищ химик говорит, что это ничего не доказывает
Прокурор долго молчал. Устало махнул рукой.
Погуляйте. Зайдите минут через сорок.
Полдень самое пекло. Воздух тягучий и липкий. Не идешь, а плывешь в парном молоке.
В подъезде прохладнее. Кажется, от тяжелых каменных стен тянет ветром. Интересно, что решил прокурор?
Едем к консультанту. Прокурор отдохнул, смеётся.
Зал. Сдвинутые столы. Вереница телефонов. Пульт, подсвеченный лампочками, совсем как на заводе.
Хозяин, смуглый, большеголовый, поднялся им навстречу.
Это наш товарищ, Крымов.
Вежливо, но без особого интереса:
Очень рад. Рустамов.
Посторонние могли бы догадаться и уйти. Ничего подобного. Посетителей становится всё больше. Отвечая, Рустамов не повышает голоса. Не приказывает, советует. При всём том ясно: он начальник. И едва ли не главный в объединении. Ему докладывают о ходе добычи нефти. О бурении. О заводе, который срывает ремонт агрегатов. О нехватке труб. О катере, час назад ушедшем в море.
Мы по делу, пользуясь минутной передышкой, говорит прокурор. Валерий Петрович, расскажите.
Пожалуйста, подтверждает хозяин и берется за телефонную трубку.
Рассказывать невозможно. Кто-то вошел и стоит ждет, пока он кончит. Начальник кладет трубку и, задумавшись, берет две другие. Появляется секретарь и что-то ему шепчет. Начальник кивает.
Слова приходят какие-то куцые, бледные. Здесь, в деловитой сутолоке планов, вопросов, дел, его сомнения
кажутся игрой фантазии. Девушка, которая говорит правду. Неизвестное явление. Состав нефти меняется. Каждая скважина Он спохватывается. Кому он объясняет, нефтяникам?
Да, да, начальник кивает. Постоянства нет даже в пределах одной скважины.
Снова звонит телефон, хлопает дверь. Валерий больше не может, ему душно.
Так нельзя. Зря осудить человека! Голос у него срывается. Это не шутка, понимаете!
Понимаю, медленно говорит начальник. И помолчав: Итак, вы допускаете, что взрыв вызван особой причиной: составом нефти или неизвестной примесью. Допустим. А как это обнаружить, вы думали? Ведь нам, собственно, пока не ясно, что искать.
Можно собрать в лаборатории маленькую установку
Воспроизвести условия. А, Иван Христофорович?
Пожалуй.
Только это не моя идея. Евгения Погосяна из института переработки нефти.
Их идея, у них и соберем. Договоришься, Иван Христофорович?
Отчего же, можно.
Али Ахмедович, предупреди на промыслах: материалы, документы, пробы И вообще пусть помогут. Со временем туго? Ничего, попроси от моего имени.
Он проводил их до двери. Выходя, Валерий услышал обрывки разговора:
Как? голос прокурора.
Сомнительно. За четверть века моей работы не было ничего подобного. Но мы всячески поможем. И главное воспитываешь правильно.
Не я. Время.
В машине прокурор сказал, ни к кому не обращаясь:
Товарищ, у которого мы были, вернулся домой в пятьдесят четвертом году. Издалека.
Грохнет? спросил Валерий.
Будь спокоен. Женькин голос дрожал от азарта. Давай тащи.
Валерий привез нефть с заводского резервуара, потом из ПТК. Испытания прошли спокойно, установка и не думала «грохать». Женька довольно хмыкал, он это предсказывал.
Гони из резервуарных парков, сказал он весело. Много их?
Нужных шесть.
Ясно. Нам вдвое легче, чем Остапу Бендеру. Стульев, как известно, было двенадцать.
И первая, и вторая, и третья пробы ничего не дали.
Это всегда так, ворчал Женька. Ничего, шестая сработает.
М-да, сказал он мрачно, когда и десятая проба окончилась неудачей. Придется перекинуться на промыслы.
Валерий вставал в пять, торопился на электричку. Ехать позднее не имело смысла: промысловое начальство исчезало на «объект». Найти его там было невозможно. Конечно, «лес вышек» метафора. Леса нет, каждая вышка сама по себе. Но промысел занимал огромную площадь, и начальство имело привычку непрерывно двигаться: пешком, на попутных машинах, на тракторах, на трубовозках, даже на агрегатах для гидроразрыва.
По документам и на глаз скважины ничем не отличались. Металлическая вышка. Неуклюжая махина, равнодушно отвешивающая поклоны, станок-качалка. Трубы и задвижки. Попробуй угадай, какая из этих сотен близнецов имела отношение к взрыву.
Скважины в его списке прибавлялись. Выбирая, он мучительно боролся с ощущением, что именно эта, пропущенная, вызвала взрыв. Вписывал. С остервенением вычеркивал. Снова вписывал. В конце недели Женькин начальник сказал ядовито: