Привет! сказал я.
Он отставил книгу и улыбнулся. У него была хорошая улыбка. Даже два увеличительных стекла, сквозь которые глядели на меня неестественно крупные зрачки, не могли испортить первого впечатления.
Интересная книга?
Мм, ответил он. Трудно дается. Уровень образования не позволяет дойти до всего.
А я к вам назначен. Матросом.
Парень соскочил с борта, плотно приземлившись на бетон. Его крепкая, спортивная фигура странным образом не вязалась с крупнокалиберными очками, которые уместнее были бы на носу архивариуса, растерявшего зрение в книжных закоулках. Лицо матроса в мелких-мелких точечках пересекали два светлых шрама следы пластической операции.
Парень перехватил мой взгляд и тут же, чтобы избавить себя от расспросов в будущем, пояснил:
Гранату немецкую разряжал. В детстве. Осталось кое-что И протянул широкую увесистую ладонь. Валера Петровский.
А я Павел Чернов.
Мы поднялись по узкому дощатому трапу, который елозил от беспрестанной качки и грозил вот-вот сорваться с борта. «Надо привыкать и к морской жизни, подумал я. Майор Комолов, мой иркутский начальник, говорил: «Человек из угрозыска должен знать все плюс единица». Что ж»
Осторожнее! предупредил Валера, и в ту же секунду я стукнулся лбом о металлический выступ. Конечно, это было только начало новой науки. Всего лишь гонг.
Мы прошли на корму, где были жилая надстройка и капитанская рубка. Петровский толкнул дверь с табличкой «Матросы». Каюта была чистенькая, похожая на купе в добротном спальном вагоне: много полированного дерева и никеля. Две койки одна над другой были убраны в стену.
Здесь и будешь, со мной.
Команда большая? спросил я.
Да нет! Вот с этой стороны, Валера показал на стенку, Маврухин и Прошкус, матросы. Прошкуса мы «боцманом» зовем. Очень старательный. А с этой каюта механика Ложко. Дальше поммех Крученых. Над нами Кэп, Иван Захарович то есть. Матрос еще в носовом трюмном кубрике, Ленчик. И вся команда!
«Маврухин», повторил я про себя. Маврухин справа от нас, за стенкой. Тот самый, о котором говорил Шиковец. Провоз нейлоновых рубашек. Конечно, угрозыск не должен был бы заниматься делами о контрабандном нейлоне, но Маврухин был связан с двумя уголовными типами, которые помогали ему распродавать товар. Эти типы интересовали капитана милиции Шиховца больше, чем сам Маврухин.
Сначала трудно придется, сказал Валера. Его добродушный рот был растянут в улыбке, очки сияли. Мне тоже пришлось трудно. Вообще не брали из-за очков. До министра,
дошел, пробился.
Ты, наверно, из тех, кто не унывает.
Всегда в тяжелые минуты вспоминаю одно изречение, сказал матрос. Что является причиной нашей печали? Ведь не само обстоятельство, а только наше представление о нем! Да? А изменить представление в нашей власти!
Кто это сказал? спросил я.
Марк Аврелий, ответил Валера. Вообще интереснейшая личность. Император, кстати. Но умный.
Ты любишь серьезные книги?
Да нет, ответил он, немного смутившись. Просто решил повышать свое образование именно таким образом. Чтением философов. Все выдающиеся изречения стараюсь осмыслить. У меня специальная тетрадь.
И так все свободное время? А гости на «Онеге» бывают?
Да не особенно Правда, Карен с Машуткой приходят часто. Их три сестры старшая, Ирина, замужем за Кэпом. Они цыганки. Кочевали с табором. А теперь Ирина врач, плавает на «базе». Машутка очень славная
Валера неожиданно помрачнел.
Ну ладно, отдыхай, скоро придет Кэп, и он уткнулся в книгу.
Смотри не переусердствуй с философами. Сказано ведь: не будьте более мудрыми, чем следует, но будьте мудрыми в меру.
Кто это сказал? торопливо спросил Валера и достал блокнот в коленкоровой обложке.
Апостол Павел. Мой тезка.
Я запишу. Этого Павла в нашей библиотеке не достать
Так началась моя матросская жизнь. С тех пор прошло десять дней
2
Я уже подошел к каюте, когда услышал дробный стук каблучков по железной палубе.
Подождите, сказала Карен.
Она присела на леер, словно на качели. Карен была ловкой худощавой, подвижной и гибкой, и каждое движение выдавало в ней цыганку.
Машутка притворяется, что ей безразлично, сказала она. Но все-таки почему этот Ложко разыгрывает Чайльд-Гарольда?
Он не Чайльд-Гарольд, ответил я. А просто современный паренек и обожает джаз или делает вид, что обожает.
Из каюты механика доносились резкие синкопы, изредка перемежаемые кашлем. Ложко в гордом одиночестве вертел настройку своего приемничка. Он тоже старался показать, что его не интересует Машутка.
На каком-то буксире зажгли прожектор, и дальний луч вдруг мягко осветил лицо Карен ее тонкий, с небольшой горбинкой нос и темные с настойчивым блеском глаза. Легкий, нежный запах духов «Изумруд» пробивался сквозь нефтяные испарения.
Уж эти мне влюбленные! сказала Карен. То целуются, то ссорятся. Ух, этот мне механик! Ненавижу просто.
Давайте утопим Васю, предложил я.
Она вздрогнула и скрестила руки, обхватив худенькие плечи и как бы запахивая несуществующую шаль. За элеватором загудела сирена. Звук был, как всегда, неприятный.
Не надо так шутить, сказала Карен. У меня плохие предчувствия.