Лоцман, изредка поглядывая на Костю, командовал рулевому. Дуленко вопросительно взглядывал на Костю, а тот лишь утвердительно кивал. И было хорошо, потому что все были заняты. Дуленко не тянуло на болтовню, третий штурман потерял свою обычную нерасторопность, забыл над картой о смене, а лоцман поскрипывал лаковыми ботинками, перебегая мостик с борта на борт, и тонким голоском подавал команды, а Костя прилип к телеграфу, не выпуская бинокля из рук, и только отмечал про себя все повороты и извилины Босфора да разве изредка подходил к карте проверить место.
Так длилось до тех пор, пока не появился справа сам залив Золотой Рог, накрытый мостами, и Стамбул с мечетью Айя-Софья, а слева, в воде старая Леандрова
башня и молы нового порта, которые лениво ополаскивались сентябрьским Мраморным морем
Стоп ход, кэптен, сказал лоцман, я вызываю бот. Подпишите мне, пожалуйста, документы и заверьте печатью, кэптен.
Костя подписал документы, приложил заранее захваченную с собой печать, отдал бумаги лоцману и предложил:
Не хотите ли перекусить чего-нибудь?
Лоцман посмотрел сквозь темные очки и отказался. Ну что ж, так оно и должно было быть. Костя отошел в угол рубки, закурил, посмотрел, как колечко дыма отразилось в пластике подволока.
Как же все хорошо и неопровержимо получалось у Афанасия Афанасьевича!
Лоцман рассматривал в бинокль левый берег. Катер не появлялся.
Тогда лоцман снял очки, подошел к Косте:
Я извиняюсь, кэптен. Пожалуй, можно и перекусить, если только немного, если только есть рашен икра.
Костя ответил, стараясь, чтоб вышло безразлично, но достаточно вежливо:
Икрой, к сожалению, угостить не могу. Однако кое-что найдем, прошу вас, Умеран-эффенди. Присмотрите за судном, Григорий Петрович!
Они спустились в капитанскую каюту, где в салоне на овальном, накрытом скатертью столе уже стояла посуда. Костя, торопясь, достал из холодильника тарелочки с помидорами в сметане, с зеленым перцем, запотевшую бутылку «Столичной», хлеб в плетенке.
O, Russian vodka! сказал лоцман.
Надеюсь, выпьете немного? спросил Костя и, не дожидаясь ответа, налил в две рюмки. Ваше здоровье! Они выпили вместе: Костя свою рюмочку целиком, а лоцман на треть. Потом лоцман потянулся к тарелке, взяв рукой ломтик помидоринки, положил на хлеб, стал закусывать.
«Где же вилки, черт возьми? Ну, позор!» Костя нажал кнопку буфетного звонка.
Ничего, кэптен, не беспокойтесь, сказал лоцман, стюард, наверно, наверху, так тоже можно. И он отпил еще треть рюмочки, положил на хлеб ломтик огурца, опять закусил.
Костя понюхал хлеб, взял телефонную трубку.
Мостик? Григорий Петрович, вызовите мне буфетчицу. Что? Да вилок нету!
Умеран-эффенди допил последнюю треть, стал похрустывать перцем. Костя вытащил из холодильника тарелку с заливной осетриной и еще бутылку «Столичной».
О, вери гуд водка! воскликнул лоцман, вскочил, подошел к окну: не идет ли катер за ним?
Катера еще не было. В дверь постучали, заглянула раскрасневшаяся буфетчица в босоножках и легком платьице. На ее круглом вологодском лице сияла улыбка.
Чего, Константин Алексеич?
Вилок нет
Охти мне, как я забыла! Да у вас и закусить нечем! Хотите, я вам яешню сделаю?
Не надо, сказал Костя.
Нина закрыла дверь.
Прошу вас, Умеран-эффенди.
Нет-нет, достаточно, мне еще нужно работать, сказал Умеран-эффенди, ну разве совсем немного.
Костя налил еще понемножку. Дверь без стука распахнулась, Нинина рука протянула две вилки и два ножа.
Пожалуйста, сказала Нина обиженно, я вам яешню все-таки пожарю.
Тут Костя почувствовал, что здорово проголодался. Он протянул вилку лоцману, взял хлеб и принялся за осетрину. Лоцман похрустывал перцем и рассматривал шелковые шторки на окнах каюты.
Кэптен, если появится бот, пусть чиф сообщит сюда.
Хорошо, Умеран-эффенди. А это вот, Костя взял вторую бутылку, мой презент вам.
Ну что вы, кэптен, быстро ответил лоцман, ну что вы! Впрочем, это, может быть, пусть будет для моей семьи Попросите старпома, пусть сообщит, когда появится бот. Лоцман взял бутылку, стал прятать ее во внутренний карман пиджака.
Костя повернулся к телефону, позвонил на мостик старпому. Тот ответил:
Буксирчик уже идет к нам.
Костя снова обернулся к лоцману. Умеран-эффенди деловито укутывал своим красивым галстуком горлышко бутылки, торчащее из кармана. Воротник его желтой рубашки был расстегнут. Изнутри материя протерлась, у отворотов блестела темная жирная полоска.
Это для моей семьи, повторил лоцман, и на его смуглом лице проступила частая сеточка синеватых жил.
Оказывается, лицо у лоцмана было совсем пожилое.
Катер уже идет, Умеран-эффенди.
Лоцман вскочил и засуетился.
Да нет. Он еще далеко, перекусите, пожалуйста.
Лоцман остановился, взял свою рюмочку:
Вы очень молоды, кэптен. Я желаю вам удачи.
Благодарю вас. Спасибо за помощь. Ведь вы мой первый лоцман.
И они отпили по глотку ледяной, а потому совсем не пахнущей водки.
Кэптен идет наверх, я спускаюсь в бот. Лоцман подтянул и застегнул на пуговицу рубашку, горячей сухой ручкой пожал Костину руку и, покачнувшись, быстро пошел