И что это означает?
Демократизацию. Новые времена, отвечает старик. Зато еда подается на стол горячей. Кроме того, это позволяет экономить на рабочей силе.
А экипаж?
Имеется столовая для унтер-офицеров и матросов напротив, на правой стороне, ниже, на главной палубе. Салон все еще имеется, но там едят только в исключительных случаях торжественные обеды в порту. А в бывшем курительном салоне, который разделяла раздвижная дверь, теперь бар. Бар работает каждый вечер.
Старик говорит это таким скрипучим голосом, что мне сразу же становится понятно его мнение об этом нововведении. И еще он добавляет:
Настроение там такое же шаловливое, как в контактном дворике храма любви на Реепербане. Так мне по крайней мере сказали. Сам я там не появлюсь.
Еще один спуск-подъем, красные поручни перил. Теперь я знаю, как будет дальше: на следующей, инженерной палубе снова немного вперед, затем направо за угол, а затем снова «Осторожно!», чтобы не попасть в неправильную дверь! Но мы еще не достигли цели. Еще один спуск-подъем, и наконец лабиринт кончается: десять шагов вперед, еще раз за угол проходя мимо машбюро, я бросаю взгляд на серую пишущую машинку, и вот наискосок новая столовая.
Теперь это больше, чем МакДоналдс, говорит старик. В новой «социальной столовой» нет настоящего меню, нет и больших круглых столов, есть маленькие, рассчитанные в лучшем случае на четырех человек.
Это не кают-компания, а в лучшем случае отвратительный привокзальный ресторан. Каждый садится туда, где есть свободный стул! ворчит старик.
Между прочим, говорю я, у меня в каюте имеется холодильник, но в нем ничего нет.
Стюард еще не открыл свою лавку, говорит старик. И будет ли завтра, в воскресенье, пиво неизвестно.
Тогда какая мне польза от холодильника?
Старик пожимает плечами. Это похоже на глубокое разочарование.
А в баре? спрашиваю я с надеждой.
Он еще не открыт
Но посмотреть-то можно?
Это ты можешь! Он расположен прямо напротив твоей каюты. Подожди-ка. Я пойду с тобой.
Я осматриваюсь в новом баре и поражаюсь роскоши маленьких людей.
Эту стойку нам предоставила во временное пользование пивоварня «Хольстен», ворчит старик.
Меценатство?
Нет. Поддержка потребления.
Но на корабле уже был бар?
Да, на самой корме. Он еще существует. Теперь он называется «Хэнхен» («Петушок»).
И что это значит?
«Хэнхен» уменьшительное от имени корабля «Отто Ган».
У меня чуть дыхание не перехватило! Старик снова поднимает и опускает плечи. Это, очевидно, означает: «Так оно и идет Отто Ган». Физик-атомщик. А что это значит для людей?
В конце концов «Атом-Отто» тоже не лучшее название для корабля, ворчит старик.
В то время как мы ждем, когда стюардесса принесет нам еду, я вспоминаю, что шеф во время моего первого рейса все хотел узнать у старика, получит ли корабль новую активную зону реактора.
Такая активная зона стоит громадных денег, я имею в виду саму установку с необходимыми переделками в зоне реактора, сказал старик с таинственным видом. Мысль о том, что этот корабль может не получить новую активную зону, будет списан в металлом, тогда показалась мне абсурдной. Теперь же я почти твердо знаю, что третьей активной зоны реактора не будет.
Несколько иными и куда более приятными, чем здесь, в новой столовой, были наши застолья в старом салоне. Когда входил капитан, компания уже ждала за столом. Каждый благонравно стоял за обитыми красной кожей креслами, руки аккуратно положены на спинки кресел. «Двустворчатая дверь открывается, и в помещение входит граф!» чуть не сказал я, так достойно все выглядело, но воздержался. Фрау Маан, стюардесса, торжественно отправлялась на кухню за супом. Капитан раздавал благосклонные улыбки налево и направо, приглашая занимать свои места. Только после того как он тяжело опускался в свое кресло, церемония считалась завершенной. Мы сидели вокруг большого круглого стола как одна большая семья. В большинстве случаев уже за завтраком завязывалась длинная беседа.
Тогдашний первый помощник капитана постоянно выступал с новыми предложениями по улучшению прежде всего капитанского мостика.
Я ощущаю себя перенесенным на восемь лет в прошлое и думаю, как тогда: «А первый помощник был, очевидно, прав». В нашей рулевой рубке все так просторно, как и десятилетия назад, во времена крупных парусников. Морская карта того района, в котором корабль как раз находится, разложена в штурманской рубке за мостиком, вместо того чтобы быть всегда под рукой. От экрана радара до телеграфного аппарата надо пройти несколько метров. Далеко от этого места расположен и эхолот. Первый помощник считал, что можно было бы взять за образец кабину самолета, а не «Санту-Марию». Он иллюстрировал свои конструктивные предложения набросками в своей записной книжке.
Возможно, вы получите премию, съязвил тогда старик.
Это пробудило во мне интерес к разработке таких же видений будущего: «Однажды а я чувствую, что к этому все идет, судоводители будут носить с собой свои инструменты в виде ушных клипсов».
Теперь мы сидим одни за столом в новой, насквозь демократической столовой. Я замечаю, что старик украдкой рассматривает меня.