Глава 3 Тайная вылазка
Константин Спиридонович? приветствовал меня таможенник, судя по его знакам различия.
Я растерялся, удивленно на него взглянул так меня еще никто не называл за время пребывания Костой Варвакисом.
Он рассмеялся, видя мое недоумение:
Привыкайте, вы в Российской Империи! Промеж своих мы общаемся по имени-отчеству.
Я уже начал догадываться, что означает эта сцена. Офицер рассеял последние сомнения.
Я получил письмо от Фонтона. Тысячу извинений за задержку, но сами понимаете Дипломатическая почта пока ее разберут в экспедиции пока мне переправят Секретность опять-таки
Я выдохнул и, не спрашивая разрешения, уселся на стул напротив офицера.
Я не представился, еще раз извинился мой собеседник, не обратив внимания на мою бестактность. Николай Евстафьевич Проскурин, штабс-капитан по ведомству таможенно-карантинной службы.
Мне говорили, что будет офицер из морского штаба.
Ну, пардону в таком случае прошу! Служил-с в пехоте, в море исключительно ноги мочил, за контрабандистами гоняясь. Впрочем, вопрос ваш разумен. Я бы и сам затосковал, случись такая оказия. Но есть способ с ней разобраться. Вот вам письмо Феликса Петровича. Читать не дам, но показать покажу.
Проскурин сунул руку за обшлаг мундира и вытащил конверт со сломанными сургучными печатями. Извлек листок бумаги, повертел перед моими глазами, ткнув пальцем в подпись.
Пишет мне тут Фонтон, что вы человек сообразительный и прочие комплименты. Да я и сам вижу: выдержки вам не занимать. Ну, стало быть, политесы разводить не стану, объясню все чин по чину. Спенсеру решено препятствий не чинить, извиняюсь за каламбур. Пусть развлекается в Одессе. Город у нас веселый.
Никакого наблюдения? искренне удивился я.
В Одессе-то? Тут не Константинополь, где любой иностранец как бельмо на глазу. Тут скорее русский человек в толпе будет выделяться. Вам еще предстоит все это своими глазами увидеть. Какой смысл его настораживать плотной опекой? Какие секреты ему откроются? Шпионскую сеть создаст? Так ее и создавать нет нужды любой свободно заезжает. Твори, что душа пожелает.
Я бы не сказал, что свободно
Ну, карантин. Ну, посидите две недели Осталось всего ничего. В общем, решено так: ваша задача укрепить доверие, чтобы дальнейший вояж данного господина не обошелся без вашего участия. Если возникнет нужда связаться со мной или моими коллегами в будущем, называйте его в записках «Бююк».
Почему «Бююк»? То есть «большой»?
Почем я знаю? Так Фонтон предложил.
Наверное, придумал такое имечко, потому что со Спенсером я встретился впервые в Бююкдере.
Мне знать подобное невместно, приказ есть приказ, штабс-капитан развел руками. Мол, люди мы маленькие: что начальство придумало, нам и выполнять.
Что приказано? Кем приказано? Ну-ну. Так уж ты крепок, штабс-капитан? А если так?
Отчего вы такой запыленный, Ваше благородие? Нас встречал на границе офицер всем офицерам офицер, мундир как с картинки, задал я заинтересовавший меня вопрос. Да и обстановка располагала к легкому троллингу. Свалился на меня пыльный мешок и команды раздает. Есть над чем задуматься.
Это вы никак про нашего «павлина»? При случае расскажу, что за гусь лапчатый. А мне делом приходится заниматься. Полночи за контрабандистами гонялся, весь извазюкался. Давайте начистоту, Константин Спиридонович. Вижу в
вас недоверие к моей персоне. Вы мне не подчиненный, я вам не начальник. Передал, что поручено.
Штабс-капитан встал из-за стола, одёрнул в углу занавеску и извлёк на свет божий пузатую бутылку, два стакана и яблоко, которое он быстро разделил на дольки.
Санторинское! похвастался он, разливая вино по стаканам.
Богато живёте! отозвался я, вдыхая позабытый сладкий запах.
Так ведь Одесса!
Я отметил про себя, что любое выдающееся явление от пыли до эксклюзивного вина одесситы воспринимают, как нечто само собой разумеющееся и имеющее самое простое объяснение коротким словом «так». Забалованные в конец, ребята! Или привыкшие к чудесам? В Стамбуле я слышал от Цикалиоти, что в Вене издается газета на греческом для одесситов, в которой их город описывается исключительно как рай на земле. Сидя в карантине, сложно думать о реках из молока и меда, текущих по здешним улицам.
Мы «вздрогнули», похрустели яблочком, глаза у обоих потеплели.
Прекращайте дуться, Константин Спиридонович! сказал офицер, разливая остатки вина по стаканам.
Я обратил внимание, что его обращение по имени-отчеству режет мне слух.
Называйте меня, Костой, ваше благородие!
Вот это по-нашему! хлопнул себя по коленке офицер. Будь мы в армии другое дело! А промеж своих, чего чиниться!
Видимо, тема «промеж своих» штабс-капитана задевала не на шутку, коль скоро он ее второй раз уже поднимает.
Ты, Коста, не вздумай меня аристократом каким считать. Выслужил звания свои. Из унтеров в офицеры поднялся. И человеческое отношение ценю! Выпьем!
Мы допили остатки санторинского. Сладкое вино хорошо вдарило по мозгам.
Николай Ефстафьевич, не в службу, а в дружбу: мне бы в город вперед Спенсера попасть. Оглядеться, осмотреться, понять, что почем
Офицер расхохотался так, что щеки налились краснотой.