В руке вдова держала два свежеснесенных яичка, которые на фоне сплошного черного одеяния Эльбиды (а сомнений не было, что это она и есть) сверкали совершенной белизной.
Здравствуйте! я поздоровался. Вы Эльбида Кириакос?
Здравствуйте, отвечала Эльбида, приближаясь к нам. Да.
Мужчина в летах на приветствие не ответил. Тоже подходил.
Я поставил Яниса на землю. Достал письмо.
У меня письмо к вам. От Адонии.
От Адонии! воскликнула Эльбида, радуясь.
Тут же исчезла вся её настороженность. Она быстрыми шагами преодолела последние метры. Потянулась за письмом. Мужчина уже стоял рядом.
Подержи! не глядя на него, приказала Эльбида, протянув ему два куриных яйца.
Мужчина беспрекословно взял их.
Осторожней, не раздави! дала еще один приказ, распечатывая письмо.
«Хм И кто он? И почему так смотрит недобро? И почему так беспрекословно выполняет все её указания? Вроде, офицер».
Эльбида читала письмо. Улыбка уже не сходила с её лица. Дочитав, неожиданно для нас всех, а, в особенности, для незнакомого пока нам мужчины, бросилась обнимать поочередно. Говорила при этом, не умолкая, и не давая нам вставить и слова.
Коста! Мария! Янис! Пойдемте, пойдемте, в дом! Что стоишь? Принимай гостей! Это муж моей сестры, Иоанис Мавромихали! Ты устал, малыш? А чего он молчит? Немой? Ничего, ничего, сейчас накормим шкарой. Быстро в себя придете! Как там Адония? Как мой брат? Да не стой ты! Бери корзинку, сходи за рыбой! Адонии жениха не нашли еще? А твой муж где, Мария? Потом приедет? Нет, сначала вынеси стол во двор. Во дворе посидим, на свежем воздухе. Коста тебе поможет. А Мария
и Янис пока умоются с дороги. Давайте, давайте!
«То-то Иоанис так беспрекословно все выполняет! я смеялся про себя. Попробуй тут возрази! Даже рта не успеешь открыть! Вот это напор!»
Мы с Иоанисом уже выносили стол во двор. Поставили прямо под тутой. Потом расставили стулья. Иоанис, по-прежнему, не проявлял никакой радости по поводу нашего появления. Делал все молча. Так же молча взял корзинку, направляясь за рыбой.
Можно, я с тобой пойду? вежливо спросил его.
Ваня (так уже звал про себя) только пожал плечами. На большее я и не рассчитывал. Также понимал, что разговора он не начнет. Ну, что ж, я не гордый
Что такое шкара? надо же как-то растопить лед.
Кажется, не угадал с вопросом. Он вызвал у Вани только презрительную ухмылку, указавшую мне на то, что, мол, о чем говорить с человеком, который не знает, что такое «шкара» Потом снизошел, и я, наконец, услышал его голос.
Рыбу так готовим. Кладем непотрошеную на сковородку, слоями с луком и в печь. Лучше всего, конечно, ставридку. Но ставрида только с сентября заходит.
Ты тоже из балаклавцев? хорошо, зайдем с другой стороны.
Да. На пенсии сейчас. По ранению вышел с сохранением мундира. Ты сам откуда? наконец, задал первый вопрос.
Я коротко выдал версию-лайт судьбы семьи: мол, все погибли от рук турок, вывез сестру с племянником из Стамбула в Одессу, там не прижились, переехали сюда, избегая рассказа о собственных похождениях в османской столице. Черт его знает, как тут к моим подвигам отнесутся? Захотят дать приют человеку с кровью на руках? Разумно было ожидать соболезнований и
Держи карман! Ваня, выслушав, только ухмыльнулся.
«Нет, вот здесь стоп! подумал я. Знаю я эту ухмылку. Столько раз сталкивался, когда переехал в Грецию! Достало!»
Дело в том, что у коренных греков, хоть и принявших нас низкий им поклон все равно всегда было к нам отношение, не сказать, что уж совсем как к грекам второго сорта, но уж точно не первого. Было в них это ощущение явного превосходства по отношению к соплеменникам, которые даже не изъясняются на греческом, а говорят на языке злейших врагов. Этакая снисходительность, позволявшая распоследнему тупице и ничтожеству, которых в достатке в любом народе, демонстрировать с ухмылкой свое превосходство.
В чем дело, Иоанис?
Я остановился, повернулся к Ване. Он совсем не ожидал такого решительного шага. Не нашелся, что ответить.
Я как-то не угодил тебе? Моя семья тебе не угодила? Или ты боишься, что мы сядем тебе на шею? Зря. Не сядем. Я куплю или построю сестре дом. Решу все проблемы. В чем дело?
Все вы, фанариоты, говорить мастаки. А нужно было сражаться! практически выплюнул он.
Я потерял отца, мать и старшую сестру. Ты даже еще не знаешь, почему Янис молчит. Потому что не знаешь, что пережила моя младшая сестра у турок. Не знаешь, какой ценой мы выбрались оттуда. Про это ничего не знаешь, меня понесло, я задрал рубаху, открывая свежий одесский шрам. И ты смеешь мне пенять на то, что мы не сражались
С этими греками, особенно пожилыми вояками только так и не иначе. Только с ходу и по лбу! Только хард-кор! И Ваня пришел в себя. То ли вид шрама так подействовал, то ли он понимал, что я не бахвалюсь и моя речь была сказана вовсе не в оправдание, то ли ошалел от моей решительности. Что-то буркнул под нос вроде «извини».
Почему Янис молчит? спросил.
Потому что говорит только на турецком. Пока только на турецком. Потом расскажу.
Ваня кивнул. Судя по его взгляду, лед был растоплен. Он молча протянул мне руку. Я пожал.